— Пойду прослежу, чем там ребятня голубей кормит, — деловито произнёс стражник. — А то некоторые так и норовят вместо хлеба камушков подкинуть.
— Очень благородное занятие, — похвалила я, поднося ко рту Кентона флягу и наклоняя её под соответствующим углом.
Он сделал несколько жадных глотков. Затем я налила немного воды на платок и принялась аккуратно вытирать с лица запекшуюся кровь.
— Тебе совершенно необязательно со мной возиться, — заметил он, прикрывая глаза.
— Не надейся от меня отделаться. Я не собираюсь так легко выпускать из рук безвольного слушателя.
— Я всегда знал, что от тебя следует ожидать всего самого худшего.
— На сколько тебя сюда поставили?
— Понятия не имею. Они не сочли нужным сообщить.
— Как давно ты уже здесь?
— Час или полтора. Кстати, откуда ты узнала?
— У меня свои источники информации. Хоть и нет своих людей в охранном отделении.
Я задумалась. Раз час или полтора, значит, вернее всего половина наказания уже позади. В колодки надолго не заключали, как правило, часа на два-три. Максимальный срок, о каком мне доводилось слышать, — это шесть часов, но то был беспрецедентный случай. Человека потом в буквальном смысле слова унесли с площади: держаться на ногах он не мог.
Между тем стражник поспешно возвратился к столбу и оттолкнул меня себе за спину. В чём дело? Я огляделась, как раз вовремя, чтобы заметить, как со стороны центральной улицы на площадь вышел добрый десяток людей. Впереди шагали Рейвен с Майлзом, за ними — многочисленные телохранители. Правая рука у барона безвольно висела на перевязи. Радуясь предусмотрительности стражника, я до времени отступила в тень.
Граф и барон остановились непосредственно напротив столба, недвусмысленно продемонстрировав, что прибыли на площадь именно за этим.
— Распакуй его, — велел стражнику Рейвен, и тот принялся торопливо проворачивать ключ в запирающем колодки замке.
Оказавшись на свободе, Кентон моментально, хоть и не без труда, разогнулся и застыл, меряя графа тяжёлым взглядом.
— Теперь ты понял, кто хозяин в Торнсайде и кому здесь нельзя идти наперекор? — спокойно спросил Рейвен.
Кентон промолчал.
— По-моему, он ничего не понял, — заявил Майлз. — И это меня не устраивает. Слушай, ты, ублюдок, — он шагнул вперёд, подходя к Кентону почти вплотную, — либо ты сейчас встанешь передо мной на колени и поцелуешь мои сапоги — и тем покажешь, что хорошо усвоил сегодняшний урок, — либо пеняй на себя. Я жду!
Я схватилась руками за голову. Реакцию на такое предложение несложно было предвидеть. Ну же, Кентон, не глупи! В конце-то концов, ничего от тебя не отвалится!