Николай не мог отречься. Вообще ни один русский царь не отрекался, кроме Николая. Их душили шарфами, убивали вилками и табакерками, но ни один даже и не подумал бросить на произвол судьбы вверенный им Богом народ. Мог ли человек, называющий себя «хозяином земли Русской», подписать эту бумажку с отречением? Не верю! Да никогда! М-да… Это меня уже заносит…
Я отвлекся от занимательного разоблачения исторических несуразностей и прислушался.
— Сначала тяжело было, — рассказывала между тем Нина Алексеевна. — Непонятно что и как, да и вообще на птичьих правах.
Похоже, говорила она уже давно.
— Нет, я понимаю про другие миры, тем более что столько лет в библиотеке работала. Хочешь не хочешь, начинаешь книги читать. Не люблю фантастику, но, когда Никита начал страшно сложно объяснять подробности, я кое-что сообразила. Какая, собственно, разница, та Америка или эта, главное, чтобы детям было хорошо. Многие в те годы уезжали, у нас соседка с дочерью даже в Австралию, а вокруг сплошной мрак. Зарплату не выплачивают месяцами, как жить — непонятно. Там стреляют, здесь грабят. Киллеров развелось как собак нерезаных. Слово-то какое… «Киллеры». Не нравится, когда убийцами зовут, а тут такое красивое слово, как будто оно что-то другое означает. То же самое. Бандиты стаями бродят. Постоянно только и слышишь: «Незаконные бандитские формирования». Как будто законные бывают. Сходишь в мэрию и зарегистрируешься.
Ладно еще всякие солнцевские с люберецкими, так полезла уже и кавказская шпана. Прямо толпами. Мало им у себя войны, к нам понаехали. Хватит уже, что Никита отслужил. Слава богу, — она перекрестилась, — целый вернулся. Я ведь знаю, все его приятели до армии или по тюрьмам сидят, или матери их плачут, навещая на кладбище. Дружки ихние памятники богатые отгрохали. Нужны им эти мраморные надгробия. Нет больше детей. Страшно, когда родители детей хоронят. И ведь будут потом рассказывать, какие мальчики все из себя хорошие были. Ага, на новых машинах, в куртках кожаных и золотых цепях до пупа. Встретишь на улице в темном переулке, испугаешься. Кулаки с мою голову, глаза бешеные, переступят и не заметят.
Я впервые посмотрел на нее внимательно. А ведь не старая еще женщина, пятидесяти, наверное, нет, и неплохо смотрится. Вроде и не дура, но замкнулась на внуке, и больше ничего не интересует. Что бы я сделал, если бы, приехав в чужую страну, обнаружил все эти странности? Не знаю, но заинтересовался бы точно. А ей все по фиг. Жила бы семья родная, и нету других забот. Может, так и нужно? Именно так и правильно?