Но ни в подвале, ни в верхних этажах никого нет. В доме пусто. А эти трое, должно быть, забрели случайно — пошуровать в шкафах, а заодно переночевать поудобнее.
Шаповалов пополз в роту с донесением, а Заболотный с Павловым расположились на улице в глубокой воронке от снаряда. Отсюда можно держать под огнем подходы к дому. Той же ночью в здание перебралась вся седьмая рота.
И сразу же стали укрепляться.
Вместе с другими приполз сюда и комиссар третьего батальона старший политрук Кокуров. Несмотря на свои сорок пять лет, он был по-юношески подвижным. И был он, к тому же, такого гигантского роста, что одежду приходилось делать по мерке. Шинель, например, сшивали из двух одну… О бесстрашии Николая Кокурова все хорошо знали в полку. Бывало, в бою, его громовой раскатистый, словно из рупора доносящийся голос раздавался то у одной, то у другой огневой точки, как раз в самые опасные, самые нужные минуты. Сейчас он был вместе с теми, кто пришел оборонять захваченный дом.
Наиболее угрожаемым было крыло здания, выходившее на площадь Девятого января, — ведь противник находился по другую сторону площади, всего в ста семидесяти метрах. Так что атаку следовало ожидать скорей всего именно отсюда. Наумов это учел, и первым долгом поставил сюда пулеметный расчет Демченко. Ну, а если появятся танки — на то есть взвод бронебойщиков старшего сержанта Блинова. Бравые ребята, под стать своему командиру.
Коммунист Михаил Блинов, рабочий парень из-под Лисок — весельчак — такие находятся в каждой роте. Трудно, а носа не повесит, всегда у него наготове шутка-прибаутка. Правда, старожилы батальона могли бы вспомнить случай, когда Блинов ходил сам не свой. Это было ему так несвойственно, что Дронов заинтересовался причиной. И тогда выяснилось: в Майоровке, километрах в тридцати от того места, где полк стоял в обороне, живет его семья.
— Сколько вам надо времени, чтоб съездить в Майоровку? — спросил у него комбат.
Смуглое лицо Блинова посветлело:
— Не бойся, говорят, дороги, были бы кони здоровы, товарищ капитан… — Верный себе, он не удержался от красного словца.
Блинову повезло. В обе стороны случились попутные машины, и в тот же день он вернулся в батальон.
Была у него еще и такая манера — любил он, грешным делом, подавать команду, никаким уставом не предусмотренную.
— А ну, брынза-рота, брынза-взвод, за мной!
Конечно, в присутствии старших начальников он на такое не решался. Но ребята его не подводили. Они любили его — готовы были за ним, как говорится, и в огонь и в воду. Причуды нисколько не мешали его авторитету как командира.