Старушка возвратилась в свою крошечную мастерскую, тяжело устроилась на полу. Поджала под себя ножки. Наклонилась над раскроенной черной тканью. Совсем маленькая, как арктическое деревце, прогнутое, корявое, сильное корнями.
Я никогда не видел, как шьется траурное кимоно. Меня предупреждали: кимоно она шьет для продажи.
Ее руки расправляли белую подкладочную ткань.
…Облизнула палец. Всмотрелась в острие иглы. Заглянула в керамическую чашу с горячим пеплом. Погладила утюжком белую ткань. Вернула утюжок в чан, помешала золу, погрела над ней руки.
Короткая серая шея старушки.
Опять пальцы вонзают нить в белую ткань.
Голова с седыми волосами совсем-совсем круглая. Седое обрамление лица.
Я тихо отполз в сторону от нее. Встаю. Пошел бродить по дому.
Какое нежное, какое прочное строение: дому сто тридцать лет… Бумагой оклеены стены и двери, все дышит, во всем упорство, упрямство и неизменность. Столетний брус, резьба. Две комнаты в доме на полметра подняты над землей. В кухне земляной пол. В главной комнате деревянные полы. Доски широкие. Над дверью этой комнаты старинные боевые пики и мечи. Род-то древний. В центре комнаты — красный уголок, «домашняя церковь». В нише лакированного черного шкафчика маленькая статуя Будды, свечи, душистые палочки, цветы, фрукты. Милые мелочи…
Вокруг дома температура чуть выше нуля, двери открыты… В доме холодно… Ни одного теплого закутка…
Мотылек на окне, улетает.
Хозяйка у чана с золой шьет, шьет, шьет. Седые волосы, лицо, губы швеи — маленькие-маленькие.
Она греет руки над чаном с живым теплом.
Ее глаза…
Над горами клубится туман. Из трубы ее одинокого дома идет дым. Откуда-то заплыл сюда в эту глушь звук самолета.
Мастерица просыпается. Вздыхает. Вдевает черную нитку в иголку… Облизывает палец.
Отглаживает белую полоску шелка.
Ее рука вынимает утюжок из чана с золой.
Ее рука гладит черную ткань.
Ее рука погружает утюжок глубоко в пепел.
Жук на циновке.
Ее горбатая спина…
…Облизывает палец.
Губы старушки — облизывает палец.
Утюжком гладит черную ткань.
Она шьет, завалившись чуть вправо.
Она шьет, низко склонившись над тканью. Совсем низко, почти вплотную. Иголка прихватывает сразу несколько слоев ткани. На черной ткани, оказывается, есть редкие белые цветки. Она тяжело вздыхает. Поворачивается в мою сторону, коротко смотрит на меня, быстро отводит взгляд.
Ветер в горах стих. Вокруг дома в пространстве темного леса все оживает. Поскрипывание, пощелкивание, вздохи, тявканье. Или мне кажется? Уже вечер, день кончился, в горах темно.
За все время жизни рядом с ней неоднократно размышлял о ее существовании здесь, в горах, далеко от людей, в одиночестве… О ней, конечно, не забыли: когда-то протянули провода — есть электричество, маленький телевизор. Молчащий телефон… Рядом с домом — сарай для скота: когда-то семья здесь держала коров, была и птица…