– Ах да! – вскрикнула Элис и спустя мгновение вернулась с небольшим свертком. – Вот оно. Отдай все, лишь бы они тебя отпустили.
Он, не благодаря, рванул с возвращенными подарками и деньгами чужой семьи к своим конвоирам, оставляя Элисабет с одной только мыслью – о том, что она не могла поступить иначе.
Снова войдя в свою спальню, она бросила взор на открытую тумбочку с выдвинутым ящиком, откуда минутой раньше был извлечен ворованный браслет. Там лежало еще одно украшение – бусы из семян и ракушек, первый подарок Хуана Мигеля. Она взяла бусы в руку, и внутренний голос констатировал факт: «Это принадлежит мне по праву, и никто не попросит это назад…»
Но голос из подсознания был тут же заглушён. Элис аккуратно положила бусы обратно и задвинула ящик.
…Лейтенант Мурильо, оставивший Баньо в машине, перехватил Ласаро на углу и принял деньги вместе с браслетом без актов и протоколов.
– Здесь триста? – нахмурил бровь нечистый на руку полисмен. – Ладно, пересчитывать не буду. У тебя есть пять суток на погашение оставшейся части. Браслет и это еще что? Белье… Верну потерпевшим сегодня же. Главное – не трепи языком. С немцами, думаю, до завтрашнего вечера уладим и с алиби твоим. Все, свободен… До завтра. Надеюсь, видеокамера в исправном состоянии?
Мурильо отстегнул наручники, и Ласаро побежал прочь.
– Ну все, теперь мы квиты. Оба срубили по двадцатке, – хитро подмигнул Мануэль Эстебану.
– Твой куш побольше будет, амиго, – намекнул сержант на лукавство напарника.
Мурильо завелся:
– Что ты имеешь в виду?!
– А то! Думаешь, я не видел, как ты у него еще в «Ла Румбе» червонец вырвал! Значит, тридцатку с него поимел, а не двадцатку. Мне все равно, только не надо меня за простофилю держать! Я тебе не лузер какой-то!
– Да пошел ты! – плюнул в окно лейтенант, уже спокойный. Баньо видел только верхнюю часть «айсберга», самый мизер из того, что сегодня провернул Хеладо.
Превратности судьбы. Того, что видел Мендоза, оказалось достаточным, чтобы в недалеком будущем, когда агенты спецслужб начнут расследование совсем по другому делу, в котором также фигурировала личность Ласаро Мунеро Гарсиа, обвинить лейтенанта Мурильо в коррупции:
– Я не знал Мунеро в лицо. А лейтенант Мурильо знал, так как был к нему приставлен. Он знал, что тот подозревается в ограблении немецких туристов, и отпустил его за тридцать песо. Продался за тридцать сребреников, иуда!
Сослуживцы по участку не сомневались, что Мурильо и Мендоза друг друга стоили. Памятуя о целом прейскуранте прозвищ двух «неразлучных товарищей», они единогласно выделили для оценки ситуации наиболее подходящие, метко пошутив в раздевалке: