Дочь моя…
Хуршида облизнула сухие губы.
— Это ли не конец света, если сын предает смерти своего отца! Как это… мерзко и страшно!
— Да, и страшно, и мерзко… Сыновья — исчадия мрака. Но отец их, устод, поверьте, госпожа моя, словно яркое солнце, лучи мудрости его просвещали не одних мужчин, но и женщин…
— Истинно так, истинно, — прошептала Хуршида-бану.
— Устод Мирза Улугбек, желая сохранить сокровища, накопленные им за сорок лет…
— Сокровища?
— Да, сокровища науки — редкие книги, рукописи… вам, наверное, приходилось их видеть, госпожа?
— Приходилось… Я однажды даже переписала трактат повелителя…
— Так вот, за неделю до всего, что произошло… за неделю до… смерти своей он поручил судьбу этого сокровища мавляне Али Кушчи. Тот же, зная о возможных опасностях, принял меры предосторожности, и об этих мерах осведомлены были в столице всего три человека.
— И один из них… мой отец? — догадалась Хуршида. — И вы опасаетесь теперь, что отец выдаст тайну?
— У меня есть основания для таких опасений…
— Нет, нет! — испуганно воскликнула Хуршида-бану. — Он не свершит такой низости!
— И все же я хотел бы поговорить с мавляной об этом деле…
— Но я же сказала, что он… что его… Вы говорите, что отец вернется из Кок-сарая целым и невредимым…
— Да будет так!
— Если он вернется, я сама поговорю с ним. Я сама!
— Тогда… Позвольте слуге вашему наведаться сюда завтра!
Ответа на этот вопрос он не получил.
— Мне нельзя не прийти. Мне нельзя не поговорить с вашим отцом. Потому что не только сокровища знаний, но и… жизнь мавляны Али Кушчи в руках вашего родителя!
— Я поговорю с ним, — снова сказала женщина, но в голосе ее уже не было прежней уверенности…
Каландар не в силах был уйти. Ему хотелось взять ее руку, прижать эту нежную, беспомощную руку к губам, хотелось упасть на колени перед Хуршидой-бану и говорить о любви, о пожаре, который все эти месяцы бушевал в его груди, и молить, молить о прощении. Но она же сказала: «Я не в обиде на вас… Все от аллаха».
«Как странно и жестоко устроена жизнь… Кажется, ничем не обделил творец Хуршиду-бану. Все есть — и красота, и богатство, и знатное имя. А вот малого нет — счастья! Обыкновенного, человеческого, женского счастья…»
Молчание затягивалось. Это почувствовала и Хуршида. Мягко сказала:
— До свидания, и да хранит вас аллах…
— До свидания, госпожа.
Она слышала, как шуршали под его ногами листья, пока дошел он до края оврага в самом конце сада. Тогда и она побрела обратно, домой. Сникшая, обессиленная, постояла у калитки. Прижалась лбом к холодной глине дувала, заплакала, сначала без слез, а потом наконец облегчающе обильными слезами.