— Добрый день, — поздоровался Турецкий с матросом.
— Вечер уже, — проворчал тот, пристраивая под мачтой пустую катушку, с которой смотал весь трос.
— А вы с коллегой многостаночники, — похвалил Турецкий. — Можете и с парусом работать, и с мотором. Может, и еще чего можете?
— Чего это? — неодобрительно покосился на него Глотов. Он снял рубашку, остался в одной тельняшке. Он был примерно одного роста с Турецким, но последний явно проигрывал по телесным показателям. Физиономия матроса издали казалась мужественной, а вблизи выяснилось, что у него беспокойно бегают глаза. Подозрительный тип. Явно не из тех, с которыми безопасно ходить в разведку.
— Ну, не знаю, — пожал плечами Турецкий. — Нападение пиратов, например, отразить. Я слышал, эти парни вконец распоясались. Вдруг проберутся через Дарданеллы?
— Ерунду говорите, — проворчал Глотов. — Че спросить-то хотели?
— А то же, что у всех. Как провели вчерашний вечер? Не видели ли чего-нибудь ошарашивающего? Как относились к покойному? А главное, как он к вам относился?
— Не знал я этого паренька, — проворчал Глотов, пряча глаза. — И Шорохов не знал. Мы тут люди маленькие. Делаем свое дело — нам за это деньги платят.
— Хорошо платят?
— Хорошо, — подумав, допустил матрос, — только мало. Но другие и этого не получают. За два дня — по восемь тысяч рябчиков на брата. Мог бы и добавить хозяин.
— Кризис на планете, — напомнил Турецкий, — куда вам больше?
— Уж не отказались бы, — огрызнулся Глотов. — Здесь нет рабочего дня, вкалываем круглые сутки. Спим по три часа — и то по очереди. А если вдруг какая техническая неприятность? Эта посудина, между прочим, далеко не новая, просто ее покрасили недавно. Ходовая изношена, корпус ржавчиной цветет, половину механики давно пора на слом, а остальную — хотя бы перебрать. Хозяину устали твердить: яхту надо ставить на капиталку, так он из года в год тянет, все откладывает, скряжится. Считает, что раз не тонет, стало быть, все в норме.
— Все равно посудина знатная, — вздохнул Турецкий, — бешеных бабок, наверное, стоит.
— Каждому свое, — презрительно бросил матрос.
«Одним все, другим ничего», — подумал Турецкий.
— Как она у вас по-научному — круизная крейсерская яхта?
— Наверное, — пожал плечами Глотов. — Для нас это просто килевая яхта. Не понимаете? Днище у нее переходит в балластный киль — или фальшкиль. Эта штука повышает устойчивость. И препятствует сносу при ходе под парусом.
— Я так и думал, — кивнул Турецкий. — Так что насчет вчерашнего?
Расплывчатые вопросы подразумевали расплывчатые ответы. Матрос выполнял свою работу, а на остальное ему глубоко и с прибором. Какая ему разница, что там творится у богатеньких? Миры-то параллельные — по определению не пересекаются. Для пассажиров персонал не существует, для персонала — пассажиров. И те и другие тихонько презирают друг друга.