Топтунов на шофёров не сослался.
— Может, инвентаризационная комиссия ошиблась? — спросил Рябинин.
— При мне делали контрольные отвесы.
— Ну, тогда остаются работники базы, — сказал Рябинин, вглядываясь в подследственного. — Например, рабочие?
— Они на моих глазах. Никак не могли.
— Механик?
— Да он и масла не видит. Честный мужик, работник.
— Александр Семёнович, — назвал его по имени Рябинин и весело предположил: — Остаётся один человек — Кривощапов.
Топтунов смотрел на следователя вопросительно — шутит ли?
— Николай Сидорович-то? — даже переспросил Топтунов. — Да он же… Он человек культурный, непьющий. Чего ему воровать, когда сам за базу отвечает?
— Не ответил же, — усмехнулся Рябинин. — Скажите, а он масло без вас отпускал?
— Отпускал, но не столь часто. А что? — Было видно, что Топтунов уже догадался — что. Он смотрел на следователя, будто тот ему сообщил потрясающую новость. И всё-таки сказал: — Я из наших никого не подозреваю.
— Да, — вздохнул Рябинин. — Это вы оставляете мне.
Спрашивая Топтунова, он не только узнавал мнение подследственного. Он проверял его. Будь тот другим человеком, изворачивался бы, оговаривал бы работников, строил бы многочисленные версии — лишь бы переложить вину на других. Топтунов ни о ком слова плохого не сказал.
Рябинин проверял — это после того-то, как поверил ему безоглядно. Сколько в нас сидит людей, кто знает? В Рябинине сцепилось их трое, как углы в треугольнике. Первый человек жил больше интуицией, сердцем и опытом, поэтому мог ошибаться. Он-то и поверил Топтунову сразу. Второй человек жил логикой, доказательствами, статьями. Он тоже старался верить кладовщику, коли не было улик. Третий, сидящий в Рябинине, был из дьявольского племени, ни во что не верящий и сомневающийся во всём. Да, этот третий не верил и двум первым: мало ли случалось обвиняемых-артистов, которые в первый год следственной работы доводили его до сантиментов. Но этот третий люто ненавидел первого, может быть, за то, что сам чаще ошибался.
— А в машине Кривощапова ездили?
— Зачем? — удивился Топтунов. — Я на трамвайчике.
Рябинин решил кончить допрос.
— Постараюсь разобраться, Александр Семёнович, — сказал он. — Постараюсь сделать всё, что смогу.
— Если… старуха придёт… скажите, жив-здоров. Мол, надеется…
* * *
Рябинин нажал кнопку, вызывая охрану. Он решил завтра же назначить на базе повторную инвентаризацию. А вдруг эти пятьдесят тонн окажутся в излишках?
Рябинин считал, что на новую инвентаризацию уйдёт в лучшем случае неделя. Но через три дня Маша Гвоздикина положила ему на стол тощую пачечку сшитых листков с коротким сопроводительным письмом, в котором трест сообщал, что постановление следственных органов выполнено и инвентаризация срочно проведена. Нетерпеливою рукою взял Рябинин акт. В кабинет вошёл Юрков.