— Похож на жулика?
— Ни грамма!
Он не терпел этого выражения, которое слышал всё чаще. Пошловато-рыночное. Однажды на улице мать сказала дочери: «Ты ещё уроков ни грамма не сделала». Но ведь стюардессы вроде бы даже изучают иностранные языки.
— Ничуть не похож, — поправилась она.
— А почему?
— Видно же.
Рябинин был согласен, что человека всегда видно. Но у каждого своё видение, и он хотел знать, как видела бортпроводница.
— Ну, а как видно?
— У меня на плохого человека глаз намётан. Такой сядет и давай себя показывать. Конфетки почему не несёте? Где водичка? Газетка положена? Закусить дадите? А где ваша улыбка? А как вас зовут?
— А Николай с приятелем?
— Шутили, смеялись, угощали копчёной рыбой… Камень интересный показали, какой-то волокнистый, как из шёлка.
— О чём они говорили?
— Да так, дорожная болтовня.
— О женщинах, о жёнах говорили?
Она задумалась, вспоминая полёт. На какую-то минутку её лицо стало начальственным и гордым — в эту минутку она увидела тот пассажирский салон.
— Нет. Всё о маршрутах и о каких-то пластах. Я же с ними не сидела. Идёшь мимо и парой слов перекинешься.
— Ну а дальше?
— Дальше… Дальше мы прилетели.
Дальше они прилетели. Что было дальше, Рябинин знал. Стюардесса ждала очередного вопроса — теперь этот вызов её заинтересовал. У неё даже незамеченно погасла сигарета, застыв меж пальцев. Нужно спрашивать хотя бы о том, о чём он уже знал.
— Как они выходили?
— Тут уж мне было не до них. Знаете, впускать и выпускать пассажиров — одна морока.
— И больше Николая не видели?
— Видела уже на земле. На нём эта женщина повисла…
— У самолёта?
— У самого трапа. Целует и слёзы на глазах.
— А он?
— Улыбается.
Рябинин питал странную надежду на самолёт, словно там, в разреженном воздухе, истину было искать проще, чем на земле. Но бортпроводница подтвердила показания земных свидетелей, добавив к ним достоверные детали. Повисла, целует, слёзы, он улыбается…
— У неё цветы в руках, — уже не спросил, сам поведал стюардессе Рябинин.
— Нет, цветов не было.
— Ах, да…
Его сознание, разуверившись в успехе, стало ошибаться: Пиониху заменило букетом пионов. Но память, как часть сознания, не забыла письма и держала эту алую Пиониху у аэровокзала рядом со встречающими. Получалось, что Вересова передумала и проникла к самолёту, к самому борту.
— На лётное поле встречающих пускают?
— Конечно, нет, — ответила стюардесса, запоздало положив холодный окурок в пепельницу.
— Как же она прошла?
— Кто?
— Эта встречающая?
— Какая встречающая?
— Да о которой вы говорили! — удивился Рябинин.
Удивилась и бортпроводница; Она даже мельком глянула на свой окурок, словно захотела взять его обратно: пока тот был в пальцах, было и взаимопонимание со следователем.