— Я хочу жениться на Мау, — твердо говорит Комой.
— Ешь.
— Я словно мышь, которую выслеживает лиса в тундре! Почему ты не скажешь прямо, что тебе нужно, шаман?
— Говорят, ты убил хозяина? — вкрадчиво спрашивает Орво.
— И не одного! Я убил двух белых медведей!
— Давно?
— Этой зимой!
Орво восхищенно цокает языком:
— Сильный охотник, смелый охотник…
— Не уходи от ответа, хитрый лис! — в бешенстве кричит Комой.
— Вот сейчас я кликну кереков, и мы вернем тебя твоему племени. Собирайся, парень-который-слишком-много-хочет-знать!
— Нет, — сразу сникает охотник. — Нет…
Он не может жить без нее.
Подбросив в огонь дров, Пыльмау взяла в руки бубен, топнула ногой и закружилась на месте — словно волчок завертелся перед Комоем под звон монет и пластинок на одежде, под звуки ярара. Он боялся даже вздохнуть, чтобы не помешать. Танцуя, девушка горестно и одновременно блаженно что-то приговаривала. Заклинания?
Кружение постепенно замедлялось, и ноги ее уже не держали. Стиснув зубы и пошатываясь, она упала на колени и запрокинула голову, будто ее мучила сладкая боль. Яркий румянец окрасил ее щеки. Она стащила через голову свое одеяние из замши, и Комой застонал, увидев так близко ее обнаженное тело с ровным матовым цветом кожи, ее упругие смуглые груди. Присев на корточки у очага, Пыльмау принялась расплетать тяжелые косы. Словно выточенная из темного дерева, озаренная внутренним светом и нежностью, она смеялась тихим волнующим смехом. Потом она разрезала кожаные ремешки, стягивавшие руки и ноги ее суженого, и они отдались страсти.
…Огонь в очаге едва тлел. Вся яранга была завалена тюками с оленьими шкурами, мешками с припасами, искусно сделанной деревянной посудой. Комой переводил взгляд со свежеободранных оленьих ног, коптящихся под потолком, на связки шкурок черных и красных лис, росомахи, песца, и волна тревожных чувств вдруг поднялась в нем. Он быстро натянул кожаные штаны и меховую куртку и выбежал из жилища.
День клонился к вечеру. При виде Комоя с визгом вскочили на ноги пять ездовых собак, привязанных к шесту у одинокой яранги. Он остался один посреди пустынных холмистых полей, запорошенных снегом! Ранняя весна в тундре так же коварна, как и те, кто увез Пыльмау, — она скрыла следы нарт бежавших от Комоя айнов…
Он пошел в ярангу, острым ножом в ярости разодрал драгоценные шкурки, которыми они откупились от него, высыпал собакам на корм все припасы из кожаных мешков, долго, бессмысленно шел по тундре, потом, упав на снег, тяжело и мучительно плакал и все смотрел на небо с яркой россыпью звезд. Всю жизнь потом они напоминали ему ее сияющие, счастливые глаза…