– Да, но я так хочу ее видеть! Я виню себя за сухость, которую проявила в прошлый раз, и хочу исправиться. Может быть, вы приедете ко мне, пусть Леночка побудет в родной домашней обстановке, посмотрит фотографии, сыграет на пианино, вдруг что-то вспомнит.
«Да, – подумала Наташа, – может, что и вспомнит, в том случае если это Леночка. А если Женя – это Валерия, чужая домашняя обстановка ничем не поможет».
Вслух она произнесла:
– Это хорошая идея, думаю, Леночке, то есть Женечке, это пойдет на пользу.
– Вы хотите, чтобы я называла ее Женечкой? – спросила бабушка.
– Думаю, так будет лучше, привычней.
– Хорошо, – согласилась Вера Федоровна и продиктовала адрес. Девушки отправились в гости.
Вера Федоровна жила не очень далеко – несколько остановок на метро и немного на троллейбусе. Квартира ее походила на антикварную лавку. Компьютеры, домашние кинотеатры, микроволновки и стиральные машины не вписались бы в ее интерьер, да, похоже, их здесь и не было, все дышало стариной. Именно в такой обстановке и должна была вырасти девочка, обучавшаяся музыке и вокалу.
«А старушка-то богачка, – подумала Наташа. – И как только не побоялась нас к себе пригласить? Все же, если разобраться, мы личности весьма сомнительные. Значит, доверяет. Видела бы она нас еще несколько дней назад, что бы тогда сказала? Сереженька нам послан свыше, – она с нежностью вспомнила своего любимого, – иначе как бы я вела расследование. Да меня бы на порог никто не пустил».
– Проходите, девочки, сейчас чайку попьем, поговорим, – сказала Вера Федоровна.
В большой кухне стоял буфет красного дерева, огромный, просто неподъемный, не менее мощный круглый стол, стулья с высокими спинками и немного потертой обивкой. В углу сияла настоящая медная раковина, начищенная, как самовар. Современный холодильник, тоже немаленький, терялся среди всей этой мебели.
– Вы хорошо живете, – сказала Наташа, – у вас как в музее.
– Мой муж был летчиком-испытателем, но при этом любил старину. Если что увидит диковинное, покой теряет, пока в дом не принесет. Он был очень увлеченный человек: и профессию свою любил, и меня, и квартиру нашу. А вот Иринку почти не видел. Когда она родилась, он уже болел после тяжелой травмы. Передвигаться сам не мог, лежал. У меня в то время на руках оказались все равно что два ребенка, и неизвестно, с кем из них было сложнее. Когда Иринке исполнился год, он умер. Эту квартиру с коллекцией дорогих его сердцу вещей я берегу как память о нем. Позволила себе продать только старинные канделябры и серебряную шкатулку, чтобы купить Леночке пианино.