Константином Косачевым. Депутаты обращались к Устинову с требованием разобраться в действиях Ашота Бениаминова, помощника депутата Госдумы Владимира Никитина. Бениаминов, водрузивший 7 ноября над зданием Госдумы красный флаг и снявший государственный российский, по мнению единороссов, надругался над госсимволом и нарушил статью 329-ю Уголовного кодекса.
В подготовленной бумаге Никиту Петровича больше всего возмутило не стукачество кремлевских>[437] — что от них ждать, они и своих-то закладывают, — а вранье. Уверялось, что красный флаг развевался над Думой всего четыре минуты — с 12.15 до 12.19.
Какие четыре минуты! Сколько народу его видело! Пело и радовалось! Не меньше часа висело красное знамя.
«Но ничего, скоро выборы. Народ вам покажет! Скоро совсем флаг вернем! Снова Дума будет нашей — красной!» — И Огоньков открыл календарь, чтобы посмотреть, сколько дней осталось до победы>[438].
Когда в 1993 году авторы новой российской Конституции решили назвать одну из палат нового парламента «Государственной думой», они не просто прельстились красивым и ласкающим ухо сочетанием слов, а сделали вполне отчетливый политический выбор. В начале девяностых апелляция к русской истории была не модой, но инструментом, с помощью которого пытались построить новую, посткоммунистическую страну. То, что на смену Советам пришла именно Государственная дума, выглядело торжеством исторической справедливости, возвращением на торную дорогу мировой истории, с которой в 1917 году свернула Россия. И, по наивности тех лет, очень многим казалось, что достаточно только вернуть забытые или запрещенные имена, припасть к корням, как тут же жизнь станет такой же, как и во всем цивилизованном мире.
В этом смысле выбор имени для нового парламента мало чем отличался от повсеместного учреждения обществ потомков дворян и купцов, добросовестных и карикатурных попыток возрождения казачества, активного использования отмененных Октябрьской революцией букв русского алфавита.
Однако очень быстро стало ясно: простой реставрацией терминов другой эпохи преемственность обеспечить невозможно. Так же, как нельзя построить полноценное государство, основываясь на ценностях давно ушедшего в историю общества. Уже к середине девяностых годов реставрационная логика и риторика ушли на второй, если не на третий план.
Но в определенном смысле ельцинская Государственная дума все-таки стала наследницей Думы времен Николая II.
Кто являлся и является главным объектом иронии и насмешек со стороны модных юмористов? Депутат Государственной думы, хоть в 1908-м, хоть в 1998-м. О работе какого органа власти в газетах пишут самые едкие и критические репортажи? О заседаниях Государственной думы, будь то в 1909-м или в 1999 году. Кого принято ругать за чашкой чая или кружкой пива за то, что жизнь не так хороша, как хотелось бы? Думцев. Ни одному другому органу власти так не доставалось на орехи, как Государственной думе, хоть в начале, хоть в конце XX века.