— Алекс, что с тобой?
— Кто здесь, — со стоном вскидывается он, — Элизабет, это ты? Я кричал? Мне снился кошмар, посиди со мной немного.
Я сажусь на край постели и он берет меня за руку. В комнате прохладно и я в тонкой пижаме скоро начинаю дрожать от холода.
— Ты замерзла, иди спать! — но я чувствую, как рука Алекса нервно сжимает мою.
— Можно, я наброшу край одеяла?
Я забираюсь под одеяло и одну руку кладу на его влажный лоб, другую он обеими руками прижимает к себе. Я слышу, как глухо стучит его сердце.
— Мне снилось, что я скольжу в бездну, на дне которой смерть, — словно испуганный маленький мальчик, шепчет Алекс, стремясь избавиться от своего кошмара, — И никого нет рядом, ни одной руки, которая протянется помочь.
— Успокойся, Алекс, я ведь с тобой. Спи спокойно.
Я слышу, как постепенно выравнивается его дыхание, но руку мою он по-прежнему не выпускает. Мне неудобно, лежа на краю, вытягивать к нему руки и я пододвигаюсь ближе к Алексу, продолжая поглаживать по голове, пока не засыпаю сама. Сон Алекса беспокоен, по временам он просыпается, видит меня рядом и, затаив дыхание, лежит тихонько, чтобы не разбудить. Иногда я тоже просыпаюсь и прислушиваюсь к его дыханию, определяя, спит ли он спокойно. Утром Алекс, встав раньше, на цыпочках уходит в ванную, чтобы не разбудить меня. Проснувшись, замечаю, что рядом лежит мой халат. Встречаемся мы с Алексом в столовой, он подходит ко мне и, поцеловав руку, благодарит:
— Я сегодня впервые не чувствовал себя одиноким ночью.
— Значит, теперь я буду спать у тебя каждую ночь, — говорю я, наливая себе кофе.
— Нет, Элизабет, я не могу требовать от тебя этого.
— А ты и не требуешь! Я сама это предлагаю. Когда в следующий раз тебе что-нибудь приснится, мне не придется бежать без халата через холодный холл.
— Прости, пожалуйста!
— Алекс, не извиняйся, ты не виноват в этом.
С этого дня я сплю с Алексом. Иногда он ночью ищет мою руку. Я придвигаюсь поближе и, прислонившись к моему плечу, он спокойно засыпает. Когда у него бессонница, мы разговариваем в темноте. Один раз я просыпаюсь от глухих рыданий, чтобы не разбудить меня, Алекс плачет в подушку, сдерживаясь изо всех сил. Насильно повернув к себе, я обнимаю его, шепча утешения и целую мокрые от слез щеки, глаза, губы.
— Ах, Бетси, Бетси, как мне тяжело, — шепчет он.
— Я с тобой, отдай всю тяжесть мне.
Мы засыпаем, крепко обнявшись. Днем Алекс задумчив и говорит мне, когда мы сидим вечером у камина:
— Помнишь, ты цитировала в своей книге стихи японской поэтессы. Я подумал тогда, что они очень противоречивы, но сейчас я понимаю, какая в них тонкость чувств: