Спляшем, Бетси, спляшем! (Маслова) - страница 175

— А я единственный, кто не верит в Олимпийцев, мне они ничего не откроют. Я и так уже все узнал.

— Ну хорошо, вы с Сашей будете беспристрастными наблюдателями. Тогда пошли? Поскольку кровосмешение — единственный грех, не обременяющий нашу совесть, «Эдипа» мы посмотрим с удовольствием.

Мы уселись на каменных скамьях театра, еще нагретых полуденным солнцем, и наблюдали за древней историей, которую разыгрывали на такой же древней сцене. Спектакль шел на греческом, Митя нам немного переводил, но содержание знали все и жесты актеров были выразительны и понятны. Когда ослепленный Эдип отправляется в изгнание под напутствия хора, я задумчиво повторяю:

— В жизни счастья достиг ли кто?
Лишь подумает: «Счастлив я!» -
И лишается счастья.

Да, это мне знакомо. Что-то я от Дельфийского оракула не жду ничего хорошего. Кстати, не забыть бы о дарах. Чем там в древности платили богам? Маслом и вином? Давайте подкрепимся, запасемся всем необходимым и пойдем покоряться воле богов.

Ужин в ресторане проходит весело. Мы обсуждаем, кому какая судьба будет предсказана.

— Лиза, — спрашивает Витторио, — если будет знак, что мы должны с тобой снять фильм, ты согласишься?

— Я фаталистка и подчинюсь судьбе, — улыбаюсь я, — Как, кстати, все будет происходить? Голос с неба? Или попугай с предсказанием, переданным по факсу прямо с Олимпа?

— Нет, конечно, — поясняет Митя, — но мне сказали, что есть знаки, нужно все слушать, смотреть, запоминать и нам растолкуют.

— Кто, авгуры?

— Нет, служитель музея, он пойдет с нами. Я сегодня с ним познакомился, он занимается древними предсказаниями и знамениями. Очень интересный человек.

— Митя, ты всегда найдешь интересного человека. Хорошо, верю. Пошли?


Мы поднимаемся вверх по склону Парнаса к святилищу Аполлона Дельфийского. Митин знакомый оказывается живописным греком с истинно греческим твердым профилем и сединой в черных кудрях, прекрасно говорящим по-английски. Он рассказывает, что собрал все упоминания о гадании по яйцу, внутренностям животных и птиц, и особенно — по божественным знакам, посылаемым с небес — по погоде, полету птиц, звукам и другим приметам.

Когда мы пришли к святилищу, Никос попросил всех стать за пределами развалин храма и не шуметь.

— Кто первый?

Витторио оглянулся на меня и, видя, что я не спешу, выступил вперед. Никос взял его за руку и они пошли среди камней в ту точку, где было когда-то святилище. Окрестности хорошо освещались луной, и нам были видны их фигуры. Они остановились, и Никос стал выполнять ритуал, скорее всего поливая маслом и вином камень в центре выложенной плитками площадки, некогда бывшей полом святилища. Потом они замерли. Ничего особенного мы не заметили, хотя таращили глаза, ожидая чего-нибудь наподобие лунного затмения или грозового раската, но вокруг была тишина, только ночная птица или, может быть, летучая мышь пролетела, чуть шумя крыльями. Когда они вернулись, Никос сказал, подумав: