– Машиной? – не понял я и переспросил: – Автомобилем, что ли?
– Ну да! – Верещагин открыл том и показал мне протокол. – Поздно вечером Степанов с несовершеннолетним братом ехал домой на машине и встретил компанию: Степанов попросил, вернее, потребовал закурить, те отказали. Слово за слово, Степанов двинул одному-другому по физиономии, те – взаимно – стали учить его вежливости, тогда он сел за руль и врезался с ходу в эту компанию. Дрозденко скончался на месте, а у Егиазарова сломаны обе ноги…
– А что Степанов говорит?
– А что ему говорить? Кается, объясняет, признает, что был не прав. Там же свидетели, потерпевшие…
– Понятно. – Я встал, собрал со стола папки, отпер сейф, загрузил в него верещагинское наследие и захлопнул стальную дверь.
– Первоначальные следственные действия выполнены, почти все допрошены, очные ставки имеются, – оправдывающимся голосом сказал Петя. – Я, честно, времени даром не терял. Между нами, девочками, говоря, знал, что ухожу. Так что тебе остаются кое-какие мелочи и, главное, конечно, обвинительное заключение…
Мы помолчали, и я, сам не знаю почему, сказал Верещагину:
– Я с братом погибшего Дрозденко Славкой в школе учился. В соседних дворах жили…
– Да-а? – удивился Верещагин. – Но это поводом для твоего отвода не может служить: слишком далеко, слишком давно, чтобы заподозрить тебя в предвзятости к убийце.
– Не о том речь, – махнул я рукой. – Сегодня утром я отказался идти к ним на поминки. Девять дней они отмечают…
– Ну и хорошо, что не пошел, меньше разговоров…
– Да черт с ними, с разговорами. Если совесть чиста, чего их бояться. А от разговоров все равно не скроешься: город вроде большой, а все друг друга знают…
– В нашей с тобой работе это даже хорошо, – засмеялся Петр. – Кстати, попрошу тебя, Боря, подумай на досуге, я ведь тебя с ответом не тороплю: я бы хотел, чуток оглядевшись, перетянуть тебя к себе замом. Подумаешь?
– Подумаю, – кивнул я. – Обязательно подумаю…
– Подумай, пожалуйста, – повторил Верещагин с нажимом. – Мы с тобой здорово поработаем…
– Да, наверное, – согласился я и вроде бы не хотел говорить, а все-таки сказал: – Знаешь, я в институте прилично играл в настольный теннис. Меня в парном разряде охотно брали вторым номером. Три раза был чемпионом «Буревестника»…
Верещагин хлопнул меня по плечу:
– Ты это брось! Просто для одиночного разряда тебе злости не хватает…
– Может быть… И честолюбия… И азарта… И еще многого…
– Ладно-ладно! Пошли, нас народ ждет на вечеринке, которая состоится сейчас по случаю моего ухода.
Он схватил меня за рукав и поволок в коридор.