Иуда не просто рассказал властям, где найти Иисуса. Он сообщил, что Иисус называет себя (будущим) Царем Иудейским.
Это и требовалось властям. Вопрос был решен. Иудейские начальники, которым Иисус досаждал своими апокалиптическими проповедями, угрожая поколебать их власть, допросили Иисуса, а затем привели его на суд к Пилату. Тот спросил Иисуса, действительно ли он Царь Иудейский, и Иисус не мог просто отрицать это. Пилат приказал казнить его, и приговор был немедленно приведен в исполнение.
Отступление: воскресение и другие чудеса в жизни Иисуса
В этой главе я не сказал ничего принципиально нового или из ряда вон выходящего — если не считать предположений, в чем именно заключалось предательство Иуды, не укладывающихся в рамки традиционных толкований. В остальном взгляды, изложенные здесь, довольно обычны. Разумеется, некоторые богословы наверняка попытаются оспаривать те или иные моменты. Вот почему изучение этого материала продолжается. Но представления об Иисусе как пророке апокалипсиса я усвоил еще во время учебы в семинарии. Тех же взглядов придерживается большинство библеистов Северной Америки и Европы на протяжении почти целого века[62]. С этих позиций ведется преподавание в крупнейших высших учебных заведениях страны, в том числе в семинариях и других духовных школах. Эти взгляды разъясняют во время учебы большинству священников основных христианских конфессий, хотя священники не склонны делиться полученными знаниями со своими прихожанами.
Эту главу мне хотелось бы завершить обсуждением вопроса, имеющего большое значение и для тех, кто читает Библию на досуге, и для специалистов по раннему христианству. Согласно евангелиям, история Иисуса заканчивается не казнью, а повествованиями о его воскресении из мертвых.
В распятии как таковом нет ничего удивительного. По всей Римской империи распинали множество людей, вероятно, такие казни происходили ежедневно. Смерть Иисуса удивительна лишь ее богословским истолкованием — что Иисус умер «за грехи мира». Историк не в состоянии оценить это толкование. У нас нет исторических свидетельств, указывающих, почему, с точки зрения Бога, погиб Иисус. У историков нет доступа к Богу — в отличие от событий, происходящих на земле и описанных в исторических документах. А с точки зрения истории распятие Иисуса не представляет проблемы.
Однако историческую проблему представляет его воскресение из мертвых. Это чудо, а сам характер профессии не дает историкам возможности обсуждать чудеса. В этом и заключается основной мой тезис к этой завершающей части главы. Некоторым он может показаться противоречащим здравому смыслу: разве все происходящее, пусть даже чудо, не предмет исторических исследований? Разве отказ рассматривать саму возможность чуда не является предубежденностью против сверхъестественного? Неужели историками могут быть исключительно атеисты?