— А как же он его перевозит?
— Так и перевозит. Приковывает к себе наручниками и — вперед! Чтобы, значит, тот не сбежал, ибо тогда Барановский лишится едва ли не самого высокооплачиваемого экспоната. У него уже один такой умер, некто Паскуаль Пиньон, мексиканец с двумя головами...
— Черт возьми, да сколько же аномалий в природе!
Не обратив внимания на восклицание напарника, Ван дер Бильт увлеченно продолжал:
— Так вот у того, покойного Пиньона, на лбу росла вторая голова, которая тоже могла беззвучно шевелить губами и вращать глазами. Однако со временем эта меньшая голова утратила все свои функции и превратилась в бесформенный нарост. После чего Барановский избавился от экспоната...
А, вот еще что я вспомнил! Последнее время маэстро Барановский якобы накачивает Эдварда наркотиками, чтобы тот был покладистым и давал желающим из числа зрителей прикоснуться к своему второму лицу.
— Мне кажется, что и смотреть-то на это не совсем приятно, не то чтобы прикасаться. — Седовласый укоризненно покачал головой.
— Не драматизируйте, герр Отто! Услышите еще об одном экспонате — ахнете! Этого Барановский оставляет на десерт...
Этот — настоящий фаворит, жемчужина коллекции израильтянина, гвоздь его программы... Кубинец по имени Хулио Дос Сантос. Сложен и красив, как молодой Бог. Ему посчастливилось родиться с лишней парой ног и дополнительным... пенисом! Но если дополнительные ноги—просто рудименты, болтающиеся сами по себе, то его второй член, как и первый, — всегда на боевом посту! Я в постели с ним, слава Богу, не был, судить не могу, но слышал, что одна из штатных проституток «Оазиса» рискнула попробовать, каково быть скрипкой, на которой играют одновременно два смычка...
— Аллее, Курт, прекрати! Мне с моим больным сердцем это слышать противопоказано. Давай сменим тему... Кстати, уже пора взглянуть, как там наша подопечная. Ну-ка, сходи, посмотри...
Самоубийство с организационными последствиями
Отшатнувшись от глазка, побледневший Курт обернулся и срывающимся от волнения голосом просипел:
— Герр Отто, герр Отто, скорее сюда... У неё под кроватью красная лужа...
Седовласому, прошедшему Восточный фронт, хватило взгляда, чтобы понять: под кроватью, на стерильно чистом белом полу — лужа крови.
— Ну, что стоишь, молокосос! — заорал он на Курта. — Звони в дежурку, вызывай врача и старшего наряда, быстро!
...Врач был бессилен вернуть женщину к жизни—потеряла слишком много крови, вспоров себе артерию у запястья левой руки—невероятно! — черенками розы. И это была не гипотеза. Рядом с покойницей лежало более двух десятков окровавленных черенков. Их самоубийца взяла из стоявшего в углу камеры глиняного горшка — из него торчал целый сноп засушенных роз, неведомо как оказавшихся в камере.