— Мне было крайне неудобно объясняться, почему я должна все бросить и мчаться в Киев. Ты меня обидел и опустил.
— Дорогая, я сам не знаю, что на меня нашло, — отобрал у нее дорожную сумку, — Поехали ко мне, а?
— Нет, только не сегодня, сейчас я вся на нервах, вези домой, на Крещатик.
— А на работу заезжать не надо?
— Надо, но потом.
— Давай, Олечка, не будем ругаться, а сделаем так, как нужно нам обоим. Сейчас отвезу тебя к маме и отправлюсь по своим делам, а в три часа дня заберу и отвезу на работу. А оттуда мы едем ко мне. Я сам исстрадался, хочу тебя до опупения.
— Исстрадался, — она кисло улыбнулась, — Ты не знаешь, как я исстрадалась, мучитель мой. Ты меня мучаешь всю жизнь, с самого детства.
По ее щекам покатились две слезинки, она выхватила из рукава дубленки носовой платок и промокнула глаза.
— Олечка, не плачь. У нас все будет нормально, — взял ее за руку и повел через здание вокзала к платной стоянке легковых автомобилей.
Мы шли к машине, а ее холодная ладошка в моей руке стала теплой, барьер отчуждения начал развеиваться и, наконец, исчез. Я ощутил это физически. Ольга вдруг остановилась, прильнула ко мне и крепко обняла. Мы так и простояли несколько минут неподвижно, посреди вокзальной площади, не обращая никакого внимания на снующих людей.
Доставив ее домой и, договорившись о встрече после обеда, отправился по ранее запланированным делам.
Оле розы покупал на рынке, но сейчас предстояла поездка в тепличное хозяйство Ботанического сада за еще одним букетом из двадцати пяти роз и ящиком с тремя сотнями тюльпанов, а затем, мой путь лежал в школу-интернат поздравлять женский коллектив и учениц. С собой еще брал пятнадцатикилограммовую коробку шоколадок «Гулливер». Делал это уже семь лет подряд, каждого седьмого марта. Боже мой, как эти сопливые девчушки ожидали этого дня, а я взял и не приехал. Ничего, сейчас вину загладим.
С началом перестройки в магазинах найти хорошие конфеты было сложно, но Елизавета выручала всегда, даже один раз ездила вместе со мной. Кстати, за конфеты, которые везу в интернат, денег не брала никогда. С цветами дело обстояло проще. Стране на науку стало глубоко наплевать, поэтому, для научных работников НИИ и преподавателей ВУЗов наступили тяжелые времена безденежья. Многие из них уехали за рубеж, а некоторые даже на рынок пошли торговать. Сельскохозяйственники со своим опытным садом и теплицами оказались в более благоприятных условиях, результат которых поместили в багажник: большой букет роз и ящик с тремя сотнями тюльпанов. А стоило все это богатство сущую ерунду — сотку баксов.