Мама все чаще стала прихварывать. Однажды, когда я, натаскав воды, собрался улизнуть из дому, она подозвала меня, с укором посмотрела и сказала:
– Чого ты, сынок, не пидийдешь до мене, слова ласкового не скажешь?
И я вдруг понял, как дорога мне мать, сердце у меня дрогнуло и на глаза навернулись слезы.
С улицы доносились крики ребят, смех. Но я остался. Долго сидел рядом с матерью, все старался развеселить, развлечь ее, пока она не сказала, ласково погладив меня по голове:
– Ступай, ступай, сынок, к ребятам. Полегчало мне.
С того дня, запомнившегося мне на всю жизнь, я часто в самый разгар игры бежал домой – узнать, как мать себя чувствует, и оставался с ней, если нужно было помочь. И уже ничуть этого не стыдился.
ПОДАРОК
Родители собрались на ярмарку в Шостку. Стал проситься и я. Но отец отказал наотрез: «Мал ты еще, успеешь. Не канючь!» Мать, как всегда, заступилась и уговорила отца взять меня.
И вот я впервые в городе. Родители ходят по ярмарке, а я сижу на возу, запряженном нашей старой норовистой кобылой Машкой, и по сторонам поглядываю. Все меня в Шостке удивляет: дома в два-три этажа, яркие вывески. А особенно высокое здание на площади: вот ведь какие большие хаты бывают! А людей сколько! Торговцы кричат – зазывают товар посмотреть. Хочется походить между рядами, да родители строго-настрого наказали не баловать, сидеть на возу смирно.
В толпе появляется мать с кульками в руках, следом за ней – отец. Он несет мешок, в нем визжит и бьется поросенок.
– Тату, он такой маленький! Выпустить бы его, а то задохнется.
– Да ты что выдумал – выпустить! На возу он сейчас утихнет.
Спорить с отцом нельзя, но, будь моя воля, я бы уж непременно поросенка выпустил. Мать протянула мне длинные леденцы, обернутые разноцветной бумагой, и небольшой сверток.
– Полно, сынок! Видишь, поросенок и утих. Вот тебе подарочек.
– А что в кульке, мамо?
– Ситец. Будешь слушаться, сынок, дядя Сергей Андрусенко сорочку тоби сошьет.
Я рад: наконец-то сниму обноски, а то вечно приходится донашивать одежду старших братьев. Ситец – красный в белую полоску – мне очень понравился. Будет у меня рубашка из мягкой фабричной ткани, а не из грубого самодельного холста. Мать сама ткет холст, и я уже ей помогаю: на моей обязанности замачивать холст, растягивать, сушить на солнце для отбелки.
– Ну как, сынок, рад? – спрашивает отец, посмеиваясь.
– Рад, тату! Дякую, дякую!
С нетерпением я ждал, когда же будет готова праздничная рубашка. Дня через два дядя Сергей принес ее, развернул, и все ахнули: к красной в полоску рубахе пришиты рукава в серую и белую клетку.