– Пойдем, Кирюша! – Потом обернулся ко мне: – А ты?
– Сейчас догоню, – ответил я.
Все ушли. Еще печальнее, еще тяжелее стало у меня на душе. Я думал о погибших друзьях. Вспоминал Солдатенко, Габунию, Пахомова, Гладких, Гавриша, Мубаракшина, Андрианова, Пантелеева… Думал о них неотступно, чувствуя, как нарастает во мне, заслоняя все другое, неукротимая жгучая ненависть к их убийцам – немецко-фашистским захватчикам. Не знаю, долго ли я еще простоял у могилы друга, размышляя о том, сколько горя и мук принесли фашисты нашему народу…
И я решил дать торжественную клятву здесь, на могиле Василия Пантелеева, – клятву отомстить за восемь погибших боевых друзей и сбить восемь вражеских самолетов.
Я достал пистолет и выстрелил восемь раз подряд. И вдруг услышал тревожные голоса: кто-то звал меня. Сбежались товарищи.
– Ты что стреляешь? Что случилось?
Я никому не сказал о своей клятве. Пожалуй, и лучшие друзья могли бы сказать, что сначала надо пройти испытание боем, а потом уж давать клятву.
Объяснить же все то, что я перечувствовал и передумал у могилы Пантелеева, было трудно. И я сказал, что отдал последний долг нашим погибшим товарищам.
Друзья словно угадали мои мысли – кто-то заметил:
– Впереди большие бои. Мы еще отомстим…
На следующий день у нас в полку проводился необычайный разбор. Разговор шел о тяжелом летном происшествии – гибели Василия.
– Это не боевая потеря, а несчастный случай, – говорил командир, – и он должен послужить нам уроком. Именно в авиации надо помнить поговорку: «Семь раз отмерь – один раз отрежь». Семь раз проверь на земле материальную часть. Убедишься, что самолет в полном порядке, тогда уж и проверяй в воздухе.
…В последующие дни мы вылетали на разведку, на прикрытие войск севернее Белгорода, отражали налеты вражеской авиации. Но счета открыть мне не удалось.
Снова перелетаем.
Мы – в Чернянке, на восточном берегу реки Оскол, километров на 80 дальше от линии фронта.
С нового аэродрома вылетаем на прикрытие войск северо-восточнее Белгорода, железнодорожной ветки Старый Оскол – Валуйки. В одном из таких вылетов погиб комэск Александр Христофорович Гомолко.
Он начинал вместе с нами, много раз, хоть и недолго, водил нас в бой, был хорошим командиром, хорошим товарищем. Похоронили мы его в Новом Осколе.
– Сколько потерь!.. Как же воевать будем? – говорили летчики.
Еще чаще стал с нами беседовать парторг Беляев, старался подбодрить, и это ему всегда удавалось.
– Вот прибудет пополнение, начнутся бои – вы за погибших товарищей отомстите, – говорил он. – Голову не вешать! Да и скоро, вероятно, станете офицерами и должны будете еще тщательнее совершенствовать боевую выучку, драться еще искуснее.