В душе я понимал, что так оно и есть, но мне удалось проигнорировать эти мысли. Я был молод, глуп и очень спешил вновь быть с Софией. Как еще мог бы я это сделать? Удивительно, какие вещи мы подчас считаем само собой разумеющимися.
Я противился любви Молли. У меня даже хватало наглости полагать, будто я в этом преуспел. Сложно, переходя из жизни в жизнь, привязываться к одному человеку. И сложно заставить любимого человека всякий раз забывать себя. Возможно, Бен был в состоянии удерживать любовь множества людей, а я с трудом мог привязаться к одному.
Зимним вечером накануне своего восемнадцатилетия я отправился в одно печально известное место округа Колумбия. Я нечасто вспоминаю об этом вечере, но, признаюсь, вспоминаю о том, что произошло накануне вечером. Пожалуй, впервые за долгое время я всерьез задумался о чувствах матери и попытался попрощаться с ней. Не стану описывать то, что она говорила, и то, что я при этом чувствовал. Недаром Уитмен писал о чувствах матери, «перед которыми так ничтожно все лучшее, что я могу сказать».
Я не слишком преуспел в проживании значимых жизней, однако, когда это возможно, стараюсь сделать значимыми свои смерти. Стремлюсь, чтобы они хоть немного послужили во благо какому-то человеку или делу, но на сей раз я был слишком молод, очень спешил и не придумал ничего лучше, как напугать до смерти нескольких наркоманов.
Я пошел к тому месту недалеко от Ди-стрит, где иногда слушал музыку. Нашел комнату в закутке, куда приходили наркоманы. Не курильщики марихуаны, а серьезные клиенты. Чтобы произвести впечатление, я принес достаточно денег. Разыскал одну наркоманку, ужасного вида женщину лет тридцати, по руке которой можно было прочесть ее историю. Я обещал, что куплю ей тоже, если она найдет для меня лучшее, самое сильное зелье. Она полагала, что я к такому привык, и я не стал разубеждать ее. Приготовив иглу, женщина в возбуждении стала накладывать мне на руку повязку.
Это был единственный раз, когда я попробовал героин. Умереть от него означало никогда больше не начинать. Возможно, совершив это, я прогневил судьбу. Это не было самоубийством, но подходило к нему очень близко. Я сжульничал, постарался уклониться от него с помощью технического приема. Надеялся, что мое горячее желание воссоединиться с Софией поможет мне быстро вернуться, и, слава богу, так и случилось. Я не стремился к смерти, и осознание этого пришло в мой последний миг. Я очень хотел жить.
Но когда природа предлагает вам один из своих истинных даров, а вы бездумно отмахиваетесь от него, то подвергаетесь особому наказанию. Я вернулся назад, но, если поверить в это, можно объяснить, почему в следующей жизни мне досталась такая мать.