Но женщина не проявляла признаков нетерпения. Подергав ручку двери в сокровищницу и убедившись, что та заперта, она стала обходить комнату по периметру, рассматривая стеллажи, медленно наклоняя голову то вправо, то влево, чтобы прочесть названия книг на корешках, сгибаясь над застекленными витринами, обозревая монеты и значки. Так она постепенно добралась до кассы, за которой восседала Ганна и, подняв голову, уставилась на нее, как будто и она была антикварной диковинкой, гравюрой или статуэткой. Ганна сначала чувствовала себя неловко, но потом решила, что и ей не грех глазеть на покупательницу и, в свою очередь, принялась ее рассматривать.
Незнакомке было, очевидно, около сорока. В то время женщины, измученные борьбой с бытом, отяжелевшие от нездоровой пищи, истомленные очередями и дефицитом, невозможностью купить хорошую косметику, обувь, колготки, изуродованные шестимесячным перманентом и усилиями провинциальных портных, старели рано, но эта выглядела моложе своего возраста. Она была стройна, одета дорого и к лицу – бежевый плащ стоил, должно быть, три Ганниных зарплаты, темно-бордовые туфли на высоком каблуке гармонировали с сумочкой того же цвета и с нежно-розовым плиссированным шарфиком, завязанным пышным бантом. В бант упирался тяжелый подбородок. Широкое лицо элегантной дамы, открытое гладко зачесанными назад волосами, умело подкрашенное, не могло похвалиться тонкостью и правильностью черт, но от нее исходила такая сила, такое обаяние, что это заставляло забыть о раскосых, глубоко посаженных глазах, двойном изгибе носа и широких татарских скулах. От женщины пахло чарующе-свежо, мокрым клевером и свежескошенной травой, а в длинных ушах качались серьги-подвески. Лекции Семена Наумовича позволили Ганне определить в фиолетово-голубоватых камнях великолепные, редкостные аметисты. Не исключено, приобретенные из рук того же Семена Наумовича.
– Ну? Насмотрелась? – первой нарушила молчание женщина.
Ганна забыла, когда последний раз говорила с людьми. Ее не смутил ни тон, ни резкие слова покупательницы, но что отвечать, она не знала, и потому молчала.
– Что это у тебя?
Женщина перегнулась через прилавок и уцепила указательным пальцем шнурок с кулончиком-совой, висящий у Ганны на шее. Ганну обдало свежим клеверным ароматом, и она зажмурилась, успев заметить, что отточенные ногти женщины покрыты темно-розовым лаком.
– Это мое! – вырвалось у нее вдруг.
– Твое, – кивнула странная дама и отняла руку. – Очень миленько. Скромненько и со вкусом. Сова, символ мудрости. Сеня сегодня будет?