Но, к всеобщему огорчению, милая дикарка не спешила сближаться с обществом и светские знакомства поддерживала только в рамках необходимого. Свалившееся богатство оглушило ее. Перемена в жизни случилась слишком стремительно, и Маргарита ощущала себя, как человек, мгновенно выброшенный из теплой и светлой комнаты в ледяную пустыню. Только вчера она жила беспечно и весело, собиралась с бабами в рощу за подберезовиками, занималась необременительными хозяйственными хлопотами, а верхом ее честолюбивых стремлений было купить на грядущей ярмарке новый самовар, да материи на платье, да канвы для рукоделия.
Теперь же она оказалась в чужом, холодном мире, окруженная льстивыми, порой заискивающими, но лживыми людьми, не умеющая поддержать разговора, не знающая, как распорядиться своими деньгами… О, разумеется, она понимала все выгоды своего нового положения. Она могла бы делать добро, путешествовать, повидать иные страны, могла бы дать пищу своему живому уму! Были открыты и другие двери – найти человека, который пришелся бы ей по сердцу, назвать его своим мужем, быть может, родить и воспитать детей… Но поздно, все поздно! Она стара, некрасива, неразвита, талантами не блещет! Если сейчас ее и полюбит кто-то, то только за ее деньги, она моментально это почувствует и уже не сможет быть счастливой в своем замужестве. И мир слишком велик, слишком прекрасен, чтобы можно было постичь его за то ничтожное время, что ей осталось. Молодость прошла, и пусть она прошла в захолустье, в убогих радостях, но сейчас Маргарита многое бы отдала за те времена.
В своем странном отчаянии она, разумеется, преувеличивала беду. В нее все еще можно было влюбиться, пусть не за красоту, но за чистоту и обаяние. До старости, дряхлости ей было еще далеко, и многое можно было успеть, тем более что здоровье ее отличалось крепостью. Но Маргарита была безутешна. Она уже собиралась вернуться назад, в деревню, и дожить там свой век, но не могла. Все же это походило бы на малодушие. Да и могла ли она дальше жить спокойно, зная, какой шанс упустила! Нет, рано или поздно она найдет в себе силы начать жить сызнова, перенести эту горечь уходящего, ускользающего мира, заглушит чем-то грозное эхо, звучавшее в ее ушах: «Поздно! Поздно!»
Неизвестно, как бы обернулось дело, но тут судьба свела ее с очень странным человеком.
Не отставшая от своих деревенских привычек, новоявленная графиня Строганцева очень много времени проводила с прислугой. Для нее не существовало большего удовольствия, чем спуститься в кухню и смотреть там за приготовлением обеда, судача со своим, привезенным из деревни, поваром и прочим людом. Порой в кухне бывали и пришлые. Кормились у графской кухни разные люди, иные, еще помнившие старого Строганцева, иные, новые, прознавшие о доброте «деревенской графини». В куске никому отказа не было, особенно Строганцева любила юродивых и странников. Сколько их ходило тогда по России, мягко переступая лапоточками, от монастыря к храму, от обители к обители, от угодника к угоднику. Строганцева завидовала им, и сама мечтала когда-нибудь пойти с ними.