Юрочка Рыжов навещал свою любовницу и покровительницу так часто, как только мог. Правду сказать, его несколько шокировало то обстоятельство, что он состоял в связи с женщиной на двадцать лет старше себя, но теперь не время придавать этому значение, разве не так? Он приносил ей цветы, фрукты и конфеты, пытался завести приятную беседу, но Марго не отвечала, отворачивалась лицом к стене, и у Рыжова возникало неприятное ощущение, что он говорит с мертвецом.
Она умерла, и смерть ее была величайшим ударом… для главврача.
Юрий больше не скрывал от себя радужных надежд, он предполагал, и не без оснований, как ему казалось, что Строганцева все свое имущество завещала ему. Разумеется, он и сам был обеспеченный человек, давно уже построил себе уютное жилье, обзавелся дорогим автомобилем, и прочие земные блага приобрел. Но собственность Маргариты была в его глазах необыкновенно притягательна. Квартира, немалые счета в рублях и в валюте, антиквариат, драгоценности, раритетная библиотека… Эх, не помешают сейчас деньжата! Такое время наступает, посадишь рублишко, получишь тысчонку!
Оглашение наследства должно было стать для него ударом. Марго обманула! Или посмеялась над ним, над его пустыми надеждами! Завещала картинку, подумать только! Пусть картинка стоит кое-что, но все равно обидно, что остальное имущество получила какая-то смазливая вертушка, девчонка…
Но он увидал эту девчонку – и онемел.
Перед ним была Марго.
Возвращенная.
Обновленная.
Юная.
Другое лицо, но то же выражение спокойной, насмешливой уверенности. Другая фигура, но с тем же вкусом подобранный наряд. Та же манера держаться, и…
Та же сила.
Сияние власти исходило от нее. Сияние силы.
Слабая, грешная женская плоть держалась на сверхпрочном титановом стержне.
И первая мысль Юрия была, что это – дочь Маргариты, так она была на нее похожа. Дочь, которая жила вдали, но явилась, и забрала все. Вторая мысль была…
– Нет уж, тебя-то я, голубушка, не отпущу!
Из кабинета нотариуса, где уныло пахло бумажной пылью, он вышел первым. Остановился во дворе, у какой-то прогретой солнцем кирпичной стены, закурил. Лавируя между лужами, брезгливо отряхивая лапки, по двору пошла кошка. Кошка была трехцветная, бело-серо-рыжая, и Юрий вдруг подумал, что это к счастью. Трехцветные кошки к счастью, разве не так?
– Муся-Муся-Муся! – слабо звала откуда-то из глубины двора хозяйка кошки. – Муся, на-на-на!
Но кошка не реагировала на посулы и продолжала свой путь.
Ганна показалась из дверей, такая стройная в своем плащике цвета молодой травы. Задержалась на пороге – натягивала перчатки, и на голову ей с карниза упала капля талой воды, засверкала в пепельных лунных прядях, как бриллиант. Красивые у нее волосы, но есть в них что-то ненатуральное.