«Вставайте, братья русские!» Быть или не быть (Карпенко) - страница 114

На следующий день Андрей рассказал боярину Дмитрию о том, кто являлся его кровным врагом и что произошло на охоте.

— Господь рассудил верно: волк от волков и смерть принял. Куда же ты теперь? — спросил боярин Андрея.

— Вернусь в Городец-Радилов. Коли позволишь, вернусь на Русь с тобой.

— Буду только рад. Лучшего товарища в дальнюю дорогу не сыскать. И воины твои хороши. Путь долог, всяко может быть, а тут полторы сотни мечей…

— Спасибо тебе, Дмитрий Фролыч. Будь в надеже, до Рязани располагай и мной, и моими людьми как мыслишь.

О смерти темника Котыя Андрей рассказал своей ватаге. Выслушали молча, с пониманием. Только самый молодой из ватажников с сожалением произнес:

— Привести бы злодея в Городец да отдать бабам в закланье… Но чего уж тут, Господь рассудил по-своему.

— Куда же мы теперь? — спросил кто-то из ватажников.

— Домой, — был ответ.

4

Андрей со своими молодцами не покинул боярина Дмитрия в Рязани, а пошел с ним дальше в Ростов. Более чем за двухмесячный совместный путь Андрей и Дмитрий сдружились. И когда боярин предложил продолжить совместный путь до Ростова, Андрей согласился. Причиной тому была не только возникшая дружба, но и то, что, дабы не распускать ватажников по домам на зиму, ему надо было продержаться до весны. А тут случай свел его с Дмитрием Фроловичем — человеком открытым, честным, на взгляд Андрея, излишне доверчивым и очень искренним.

За время пути Андрею так и не удалось посмотреть на невесту ростовского князя. Ее везли в большой войлочной кибитке в окружении воинов охраны.

— Словно драгоценность какую берегут, — удивлялись ватажники и боярские дружинники. — Боярину, и тому нет хода в кибитку.

В Ростове свадебный обоз встречали всем городом, с иконами, крестами, хоругвями. И ничего, что среди полутысячного конного отряда встречались смуглые монгольские лица, епископ Кирилл осенял крестом всех направо и налево.

Андрей с ватажниками разместился на дворе боярина Дмитрия, было тесновато, но сытно и уютно. В день приезда он был приведен к князю Глебу Васильковичу. Князь Андрею глянулся: молодой, спокойный, рассудительный. Еще мальчишкой он несколько лет прожил заложником в Сарае и потому в совершенстве говорил на монгольском и языках подвластных им иных народов, хорошо знал их обычаи и верования.

— Я благодарен тебе за помощь моему боярину, — вместо приветствия крепко, по-мужски князь Глеб обнял Андрея. — Не откажи, будь гостем на моей свадьбе. Я пригласил также и твоего отца Романа Федоровича, не знаю вот только, приедет ли.

Накануне венчания царевну Газель крестили, дав ей имя Феодора. Здесь, в храме Успения Пресвятой Богородицы, Андрей впервые увидел ее лицо. Круглое, смуглое, улыбчивое, обрамленные тонкими луками бровей любопытные черные глаза под густыми длинными ресницами, узкий разрез век придавал ей некую таинственность. Молодое личико светилось радостью и счастьем: князь Глеб Василькович пришелся Феодоре по сердцу.