В ответ послышались темпераментные восклицания, среди которых он различил слово «холидэй». Повернись гребаная история иначе, этот шашлычник мог бы с тем же успехом и по-русски балакать, подумал Памфилов. Все-таки ведь это мы в конце XVIII века отбили этот остров у французов и правили тут несколько лет, пока нас не вышибли, а ведь могли бы и не вышибить, повернись загребанная история хоть чуточку иначе. Совсем от этой мысли повеселев, он отправился на ночлег в близлежащий «Палас». Средства, кажется, позволяют, думал он с сытенькой шаловливостью.
В вестибюле пятизвездочного отеля он все-таки немного струсил. Там пол отражался в потолке, и наоборот. Играла тихая классическая музыка. Журчало жеманное журчало, ну, фонтан. Не торопясь, слуга проносил в глубины поднос с напитками. Там мелькали нечеловеческие люди в вечерних туалетах, царил веселый ералаш. Портье из-за стойки приветливо смотрел на явившегося бродягу.
«Рум?» – спросил Памфилов и раскрыл на стойке бумажник, чтобы сразу рассеять сомнения.
Они, возможно, и не возникали. Портье тут же предложил формуляр для заполнения и пальчиком восхищенно указал на карточку «Американ экспресс». Администрация будет не только удовлетворена, но и польщена. Нимало не думая о том, что совершает подлог, Памфилов перенес в формуляр данные вашингтонской ксивы.
Оказавшись в просторной и изысканной комнате, Памфилов сбросил осточертевшие мокасины и вышел на балкон. Сразу за решеткой идеальной территории отеля стояли, обнявшись, два пыльных городских растения, пальма и фонарь. Под ними устраивалась на ночлег стайка бродячих собак. Теперь я не с вами, друзья мои, сказал им Памфилов. Спираль литературы подняла меня выше вас. Дальнейшее – молчание, еще успел потревожить Шекспира и свалился грязным телом в хрустящие простыни.
Ночь прошла даже лучше, чем ожидалось. Правая рука под воздействием луны доплясалась до дистанционного управления и ненароком включила порнографический канал. Все смешалось в голове Памфилова. Ему казалось, что он спит и что это именно в его сне передвигаются титанические пенисы, проникая то в агавы вульв, то в жемчужные пещеры оральных полостей. Ни разу, разумеется, не промелькнула догадка, что каждая секунда восхитительных миражей оплачивается все из того же бумажника.
Следующий виток спирали поджидал Памфилова утром в лифте. Там ехали две американские девушки, Пам и Пат, мать и дочь. При входе воспаленного ночными видениями путешественника они переглянулись: чей? Спор тут же решился в пользу Пам: Momma knows best! [1]