С башмаками получилась полная лажа, говоря на жаргоне Университета Браун. Все магазины на острове были закрыты в связи с трехдневным праздником греческой героики. Современной, разумеется, не древней. Говорить постоянно о Пелопоннесских войнах в обществе современных греков не всегда тактично; учти, читатель! Обе девушки хохотали над обескураженным любовником. Девушка Пат называла его то «папуля», то «грязный старикашка» и щипала то за левую ягодицу, то за правую. Девушка Пам употребляла имя Памфил по три раза в каждой фразе. Памфил, посмотрите, мой милый Памфил, на свое отражение в фонтане, мой дикий Памфил! Между тем она постепенно надиралась, потому что в поисках обувщика не пропускала ни одного буфетчика: метакса, рицина, прочее местное дерьмо.
В конце концов они нашли сувенирную лавку, которая была открыта вопреки требованиям патриотизма. Там нашлась пара расшитых бисером пантофл с загнутыми носами и с кусочками туркуаза – ну, по-вашему бирюзы, что ли, дорогой читатель, – на кончиках. «Впору!» – хохотали обе девки. Памфилов обулся и расплатился карточкой «Дискавер», даже не обратив внимания на цену. Карточки принимались тут повсюду. Весь торговый народ, похоже, был экипирован машинками для снятия отпечатков, включая и уличных минетчиц.
Вечером, после ужина, Памфилов оказался в центре внимания. Гости «Паласа», разодетые по правилам клуба, были поражены непринужденными манерами незнакомца в туфлях Синдбада-морехода на босу ногу. Развалившись в кресле и покачивая сказочной ногой, этот голливудский тип заказывал шампанское и разглагольствовал на непонятные темы.
Под влиянием странных обстоятельств, дамы и господа, ко мне вернулся дар речи. Впрочем, все довольно просто. Надо только упустить свой пароход и найти на берегу, за минуту до принятия кардинального решения, то, что в литературе может называться «чужой шкурой». Дело совсем не в том, мошенник я или, в прямом смысле, «джентльмен удачи», дело скорее в том, могу ли я в одночасье забыть такой пустяк, как прожитая жизнь, и такую чепуху, как история своей страны. Могу вам признаться, дамы и господа, вы, сборище протертых мазями для загара тюленеподобных гуманоидов с берегов плавательного бассейна, что иногда оливовая роща, трепещущая под луной на крутом склоне в заливе Кассиопеи, может больше сказать о прошлом, чем библиотеки исторических книг, написанных учеными шовинистами. Благодарю за аплодисменты и хочу добавить: теперь я нашел страну своего бегства, это Памфилия! Что касается того края, где я был в плену уже столько столетий, той страны, где вам из поколения в поколение навязывается любовь к народу, то он вместе с народом своим и моим, вместе со всем моим прошлым растворился, надеюсь, навсегда. Тамошние проблемы, господа, связанные в основном с распределением продовольствия, прикрываемые блаблаблудом об историческом величии, все эти споры о принадлежности то ли к демосу, то ли к охлосу, распределение путевок в дома творчества, пересмотр издательских планов в связи с дальнейшим развитием гласности, очередь в гаражный кооператив, раздел жилплощади в связи с замужеством Агриппины, все это, дамы и господа, вы, живые калькуляторы собственных достижений, все это без труда, ей-ей, растворится под ветром в оливовой роще моего истинного прошлого и моего постоянного будущего. Вылавливая за хвост шкуру удачи, я присоединяюсь не к вам, дамы и господа, и даже не к тому псевдонимному in absentia персонажу этой истории, я присоединяюсь к оливовой роще, где мне жить, где мне гнить, где мне и произрастать!