Проходная пешка (Штейн) - страница 2


      


      Потом был полевой лагерь - где мы все заболели всякими простудами, промокли, и измазались в глине. Медкомиссии так и не было. Странности продолжились - выдали автоматы, старые АК-74. Выдали 'насовсем' - и мы и спали с ними. Однако немногие поняли, что это странности - оказалось - много кто и не служил вообще. Это было уже совсем непонятно, так быть не должно. Потом понеслось - привезли патроны, и мы стреляли. В ушах звенело с отвычки, мужики, азартно, как дети, сыпали очередями, а я даже постарался побольше попадать. Кидали учебные гранаты. Даже попробовали пробежать 'кросс'. И даже пробежали километр... почти половина из нас.

      А потом началась война. Когда полковник построил нас, и стал зачитывать, я уже примерно ждал этого. На самом деле. Мысли бродили, правда, такие, что вот полковник вроде и неплохой мужик, но если взять да и ему сейчас башку прострелить - то ничего страшного. А вот генералам - даже хорошо. А вот тем, кто выше - обязательно надо прострелить башку. А вообще и так было все ясно. Давно ясно. Глухие оханья и злые матюги в строю, сжатые на прикладах мокрые от дождя, замерзшие руки, злые лица с глазами обреченных. Нет, мне это не снилось в пророческих кошмарах - но я не удивлялся. И стоя в третьей шеренге, спокойно мог криво улыбнуться в спину товарищу. Нет, не прострелить мне тех голов - а раз так - полковник-то чем виноват?

      Прямо с растоптанного в глинистую грязь 'плаца' нас погнали к машинам. Выдали снова патроны - в расчете по пять магазинов на каждого. Я попросил у выдававшего под роспись старшины 'добавки'. Он зло вскинулся, открыл рот... а потом махнул рукой и бросил на стол две пачки. Мы загрузились в Уралы и поехали. Так она глупо началась, эта война.

      А закончилась еще глупее.


      


      Несколько дней все был тихо, мы прибыли в какой-то поселок, и околачивали груши на окраине - классическое виноградовское 'на... вы тут нужны!'. Почти все пришиблено молчали, словно на похоронах, разговаривая вполголоса. Кто-то раздобыл сотовый и скинувшись на Интернет смотрели новости. В новостях про войну говорили много и непонятно, хотя и в первых строках. А потом рассказывали о новых инициативах президента, и о жизни деятелей культуры. Потом про новинки кино и про погоду. Жизнь шла своим чередом, горел лес где-то в Европе, немного затопило Китай, в арабском мире как всегда беспокойно. СовБез ООН по поводу войны выносил какие-то резолюции, и собственно этим вся реакция в мире и ограничилась. А у нас, по крайней мере, по новостям - и вообще никакой реакции не было. Разве про досрочное начало призыва сказали. И какие-то очередные выборы перенесли на весну. Так прошло несколько дней. Потом про нас вспомнили, и снова начались 'учения' - бегали в атаку, один раз постреляли, и учились рыть окопы. Вот только никакого азарта не было уже ни у кого. После недели такой жизни всех доселе не служивших прогнали через присягу. После был митинг. Приехало в специально оборудованной машине тело в костюме, нас построили, и тело стало издавать звуки. Я очнулся только от толчка локтем в бок - оказывается, я нервно дергал туда-сюда предохранитель, а он громко щелкает, знаете ли. Наверное, мешал слушать. Тело продолжало что-то хрюкать, а когда началось про патриотизм и 'Москва за нами!' - где-то справа сочно чвякнул затвор. Словно звук вырубили, все затихли. Секунды тянулись, потом кто-то из командиров буквально сдернул с машины тело, а перехвативший микрофон толстый дряхлый и седой полковник рыкнул привычное 'Равняйсь-смирно!' а потом сказал, что ужин будет 'усиленный' и 'с согревающим'. Кто-то начал, а все остальные поддержали - и мы радостно взревели - ужин с согревающим - это то, что надо!