И. А. Бунин пишет:
«Куприн давно уже не писал, и это облегчило его возвращение в Россию. Он по крайней мере не будет там ни в какой зависимости. Думаю, что, перед тем как решиться на это, ему пришлось многое пережить. Конечно, эмиграция во многом виновата, она могла бы содержать двух-трех старых писателей. Александр Иванович пользовался такой всероссийской славой, им так зачитывались, что нужно было о нем позаботиться должным образом: старого, больного человека судить нельзя.
Очень жалею, что я его, очевидно, уже никогда не увижу в жизни».
М. А. Алданов:
«А. И. Куприн, как всем известно, последние годы болел. Я очень давно его не видел — верно, никогда и не увижу, о чем искренне сожалею, так как люблю его.
Жилось ему за границей не сладко, хуже, чем большинству из нас. Но не это, думаю, было главной причиной его решения: может быть — это и вообще никакой роли в деле не сыграло.
Знаю, что он очень тосковал по России: меньше, чем кто бы то ни было из нас, он был приспособлен для жизни и работы за границей.
Политикой он никогда не занимался и мало интересовался ею.
Осуждать его нелегко. Могу только пожелать ему счастья. Возможно, что его решение будет соблазном для других эмигрантов, находящихся в ином положении. Это дело совести каждого, но не о каждом можно будет сказать то же, что о нем».
Н. А. Тэффи:
«Е. М. Куприна увезла на родину своего больного старого мужа. Она выбилась из сил, изыскивая средства спасти его от безвыходной нищеты. Давно уже слышали призывы — „Куприн погибает!“ Для них собирали, вернее, выпрашивали гроши.
Всеми уважаемый, всеми без исключения любимый, знаменитейший русский писатель не мог больше работать, потому что был очень болен. И он погибал — и все об этом знали.
Не он нас бросил. Бросили мы его. Теперь посмотрим друг другу в глаза».
А. М. Ремизов:
«Ничего особенного я сказать не могу. Я ведь А. И. Куприна совсем мало знал. Что ж — поехал, и Бог с ним! Я его ничуть не осуждаю. А голодал он и нуждался очень. Но разве не испытывают и другие писатели эмиграции постоянную и острую нужду?»
Мережковский писал, что отъезду Куприна не следует придавать никакого политического значения, что это — бегство от бедности, от голода.
Через месяц после отъезда родителей, быстро продав всю мебель, я съехала с квартиры на улице Эдмонд Роже и прервала всякую связь с эмиграцией.