— Но позвольте, господин подполковник…
— Не позволю. Никому не позволено гнать на убой людей. Но ничего, скоро, очень скоро всё решится. Кое-кто жестоко заплатит за пролитую кровь.
— Я вас не понимаю, вы кадровый военный, а говорите как социал-демократ…
— Я, любезнейший, в политике слаб. Но я патриот России, и если так говорят господа социал-демократы, то они правы, тысячу раз правы.
— Любопытно, — земец достал из нагрудного кармана щеголеватый портсигар, — любопытно…
Аркадий молчал, не вмешивался в спор, но его поражало, что кадровый подполковник говорит так же, как и Ильин, как многие его московские друзья.
В Москве, перед отъездом в школу прапорщиков, Ильин крепко пожал руку Аркадию.
— Это хорошо, что вы едете учиться. Скоро нам понадобятся люди с военным образованием. Скоро, но когда?
* * *
— Господин полковник, прапорщик Харлампиев явился для прохождения дальнейшей службы.
— Очень рад, очень рад, — полковник встал из-за стола, протянул Аркадию пухлую волосатую руку.
— Вы очень своевременно прибыли, офицеров не хватает. Будете служить в первом батальоне, в третьей роте. Грищенко!
В дверях появился молодцеватый вестовой.
— Проводить его благородие в третью роту.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие.
* * *
Когда-то в старой «Ниве» Аркадий любил рассматривать батальные картинки. Особенно нравилась ему литография «Взятие бастиона». Над вершинами курился пороховой дымок, в небе лопалась шрапнель, сомкнув ряды, на штурм шли англичане.
Эта война мало походила на лакированные литографии. Прежде всего поражал чудовищный смрад войны. Он включал в себя всё — кислый запах отстрелянного пороха и вонь от неубранных разложившихся трупов.
Не было ни лихих атак, ни барабанов, ни развёрнутых знамён. Был смрад, тяжёлые немецкие снаряды, жидкая грязь окопов и дождь, шедший неделями.
Пока на участке третьей роты было спокойно. Австрийцы воевали словно нехотя. Аркадий быстро сошёлся с офицерами, все они были не кадровыми. Ротный — бывший студент, командир первой полуроты — подпоручик Сомов, бежавший на фронт гимназист, офицерские погоны заработал вольноопределяющимся.
Аркадий рисовал. Он делал карандашные наброски офицеров, солдат, пленных. Ведь кончится когда-нибудь война. И тогда он расскажет о ней всю правду.
А за эти месяцы он хорошо узнал эту правду. Прав был Ильин, прав был попутчик-подполковник. Ни ему, ни солдатам война не нужна.
* * *
Аркадий до боли сжал зубами свисток. Через несколько секунд атака. Первая в его жизни. В сером рассветном небе лопнула ракета. Пора. Он свистнул, рванул наган из кобуры и выпрыгнул на бруствер. Сзади охрипшие голоса выдавили «ура!» и побежали за ним по полю.