Что-то необычное мелькнуло в этом ответе Савина. Я вдруг понял — что.
— Как холодно? Ведь был июль?
— Июль? Во! — Савин посмотрел на Тропова. — Конец марта был. Июль!
— Да, — сказал Тропов. — Я забыл предупредить. Савин этих двоих видел в конце марта. Прошлого года, конечно.
Так. Это уже новость. Значит, Голуб приезжал в Печорск еще и в конце марта. И о чем-то говорил в вокзальном ресторане с человеком, у которого были не светлые и не темные волосы. И — приезжим. Надо попытаться все-таки еще что-то выжать из Савина. Хоть что-то.
— Может быть, вы все-таки попробуете вспомнить, как выглядел этот второй человек? — сказал я. — Ну хоть какую-то примету?
— Ну пожалуйста, — сказал Ант. — Мы вас очень просим.
— Не знаю даже, — Савин вздохнул. — Да вроде… нет, врать не хочу. Да вроде… нет. Ну…
— Ну, ну, ну… — попытался помочь ему Ант. — Ну?
— Вроде — вроде, знаете, так, избычась, он смотрел.
— Избычась?
— Ну да.
— Это как — избычась? — Ант посмотрел на меня. Я понял смысл этого взгляда. То, как смотрит человек — далеко еще не примета.
— Да так, будто бычился.
— Хорошо. Смотрел избычась.
А еще что? Ну вспомните?
— Нет, — Савин сокрушенно качнул головой. — Не помню больше ничего. Сами поймите — давно было. Больше года,
— Хорошо, — сказал наконец я. — Жаль, что мало примет вы запомнили. И все-таки большое вам спасибо. Вам, товарищ Савин, особенно. Ну и вам, конечно, ребята. За то, что нашли.
Мы с Антом пожали всем троим руки. Проводили до дверей. А когда вернулись к своему ужину, вдруг — это случилось как раз, когда я подцепил большой кусок колбасы, — я понял. Я вдруг понял. Понял наконец, где надо искать. И в чем тут дело — с тем, как газ попал в легкие к Голубу. Конечно, это была только догадка, только слабое предположение. Но теперь она могла хоть что-то объяснить. Какой же я был дурак.
— А ведь мы с тобой кретины, — сказал я. — Просто болваны. Исходную точку мы с тобой определили правильно. И сами потом о ней забыли. Понимаешь?
Да, кажется, то, что вдруг почудилось мне, было близко к истине.
— Не очень пока, Володя. Ты же мне ничего не объяснил.
— В чем суть преступления? — сказал я как можно проникновеннее. — В том, что преступник был очень опытный. Матерый. Ты понимаешь — в этом вся суть.
— Ну и что дальше?
— Нужно только ни на секунду не забывать об этом, — я сейчас как будто бы заклинал — не только Анта, но и себя. — Ни на секунду. А мы забыли. Ну, идиоты. Ну, болваны. Этот преступник был настолько опытный и матерый, что не боялся ничего. Ни возможной мести, ни каких-то других вещей, которые испугали бы, скажем, преступника обычного.