— Знаю, — вздохнула она. — Я боюсь за нее, мне страшно при мысли, что она опять окажется одна.
— Я считаю, что отъезд пойдет Лорен на пользу, — мягко, но настойчиво продолжал Конлан.
— Она не представляет себе, как ей будет трудно. Я пыталась ее предупредить.
— Ей уже восемнадцать. Нам вообще повезло, что она еще прислушивается к нашим словам. — Конлан крепче прижал к себе Энджи. — Ты никогда не сможешь подготовить ее ко всему, через что ей предстоит пройти. И никто не может.
— А вдруг… — Помолчав, Энджи заставила себя закончить: — Она не сможет отдать нам ребенка?
— Ты готова к этому? В прошлый раз…
— Сейчас не прошлый раз. Когда была Сара, я постоянно думала о ребенке. Я приходила в детскую и представляла, как она будет здесь спать. Я называла ее Бу, а она меня — мамой. Каждую ночь я представляла себе, как укачиваю ее на руках.
— А сейчас?
Энджи легла на спину и посмотрела на него.
— А сейчас мои мечты связаны с Лорен. Я представляю, как ей вручают диплом в университете, как она выходит замуж… А потом перед глазами возникает картина, как мы машем ей на прощание и уходим, а она плачет.
— Но ведь это ты, а не она, просыпаешься с мокрыми от слез щеками.
— Не знаю, смогу ли я взять у нее ребенка, — сказала Энджи, наконец-то решившись рассказать о своих самых больших опасениях. — И не знаю, хватит ли у меня духа отказаться от него. Я знаю только одно: и в том и в другом случае наши сердца превратятся в кровоточащую рану.
— Ты стала сильнее. Мы оба стали. — Конлан приподнялся на локте и поцеловал ее.
— Разве? — усомнилась Энджи. — Тогда почему я боюсь достать папину колыбель из коробки?
Конлан вздохнул, и она увидела в его глазах страх, хотя и не поняла, чей это страх — его собственный или отражение ее.
— Кроватка из «Поля чудес», — тихо произнес он, словно только сейчас вспомнив об этом.
Эту кроватку смастерил отец Энджи, он полировал ее до тех пор, пока дерево не стало гладким как шелк. Он говорил, что идея пришла к нему после этого фильма с Кевином Костнером. У него в глазах стояли слезы, когда он преподнес колыбель своей любимой Энджеле. «Я ее сделал, — с гордостью сказал он. — А скоро появится и малышка».
— Я с тобой, родная, — после долгого молчания проговорил Конлан. — Что бы ни случилось, я не дам нам пропасть, положись на меня.
— А на кого положиться Лорен? — спросила Энджи.
Во вторую субботу июня дождь лил как из ведра. Молитвы о том, чтобы выглянуло солнышко, так и не были услышаны. Погода мало интересовала Лорен. Она стояла перед зеркалом и разглядывала себя, и отражение приводило ее в уныние. Радовали только чудесные рыжеватые волосы, которые всегда были ее главной гордостью. Беременность придала им какой-то особый блеск. Ну а общее впечатление было ужасным. За последние недели ее лицо заметно округлилось, щеки стали нереально пухлыми. А о животе и говорить было нечего.