Неожиданно возникает серьезный, значительный разговор. Несколько вопросов и ответов — и отец с повеселевшими, заблестевшими глазами говорит сыну о самом главном, о том, что отличает настоящего человека чести он «христарадничать не станет. Даже если ему и очень худо придется». и хотя отец не произносит здесь слов «достоинство», «порядочность», «совесть», эти высокие понятия незримо присутствуют в том, какими мерками он учит сына поверять жизнь и людей.
В памяти и в сердце Алеши останется не только урок, полученный от отца. Навсегда сохранится воспоминание о той душевной близости, о том большом чувстве, какие объединили их тогда — взрослого и маленького, отца и сына.
Четыре рассказа описывают реально существовавших людей в их реальных взаимоотношениях. Изображенный мир ограничен кругом одной небольшой семьи. Замечательны эти произведения тем, что жизненный материал предстает в формах высокого по мастерству художественного обобщения. Из рассказов «Дом у Египетского моста» возникает много существенных, значимых представлений об атмосфере семейной и общественной жизни кануна и начала первой мировой войны.
* * *
…Была у Алеши Еремеева с самого раннего детства настоящая страсть, за которую брат и сестра дали ему прозвище Книжный шкаф. Вообще все, что имело хоть какое-нибудь отношение к чтению, письму — даже тетрадки, карандаши, линейки, резинки, перья, — вызывало жадный интерес.
Особенно любил, когда попадалась очень старая книга. Его буквально охватывала дрожь, холодело сердце, когда брал в руки такую книгу. Вместе с двоюродной сестрой Ирой зачитывался журналом «Золотое детство». Мать выписывала популярный в те годы журнал «Задушевное слово» с приложениями. Даже запах этого журнала, как и старой отцовской «Книги для чтения», запомнился навсегда.
Читал, конечно, сказки, любил Андерсена. Потом произошел резкий скачок, когда он открыл для себя собрания сочинений Марка Твена, Диккенса, романы Конан Дойла. Все это богатство хранилось в книжном шкафу отца, а проникал Алеша в его кабинет тайно. Вслед за этими книгами он стал потихоньку читать то, что читала мать, далеко не всегда подходящее по возрасту: Достоевского, Толстого, Леонида Андреева, Писемского. До сих пор помнит, как читал, забывая все на свете, жадно пожирая страницу за страницей, половины не понимая или понимая по-своему; как замирал от ужаса и восторга, глотая слезы, всем существом своим растворяясь в этом созданном чужой фантазией мире.
Книги заменяли в то время друзей. Книги выручали морально, когда приходилось трудно, и позже: уже подростком (жизнь которого никак не складывалась) долгими часами мог простаивать он в букинистических лавках, оставляя торговцам немало рублей и копеек, сбереженных от небольших заработков.