— Нет, ездила. Я скакала на свободной лошади поместья.
— А? И она была живая? Такая же живая, как Молоко?
— Молоко?
— Так зовут вашу лошадь, и вы бы знали это, если бы слушали грума.
Она взглянула туда, где гнедая жевала траву.
— Помещичья лошадь, наверное, не такая живая, как Молоко.
Александр поднял бровь.
— Ой, ну ладно! — Она посмотрела на него. — Она была настоящим тихоходом и даже не хотела бежать рысью, не то, что галопом. Вот. Теперь вы довольны?
— Да, если это правда.
Она застыла:
— Я не лгунья, МакЛин.
— Нет. Вы — человек, который хочет делать и говорить только то, что поможет ему добиться желаемого.
Её щёки ещё больше покраснели:
— Я вовсе не такая!
— Я никогда не видел, чтобы вы поступали иначе, чем из чистого эгоизма. Вы же могли пораниться!
Она нахмурилась:
— Я знаю, и лошадь тоже. Поэтому я больше никогда не буду поступать так глупо. Пожалуйста, может, хватит уже меня отчитывать? Вы прямо как мой отец!
Александр моргнул:
— Ваш отец? Приходский священник?
Она кивнула, глаза внезапно наполнились смехом:
— Вы говорите в точности, как он. «Кейтлин, не высовывайся так далеко в окно, а то упадёшь»! — стала изображать она. — «Кейтлин, не бегай по дому, или ты что — нибудь собьёшь». Мой папа — милый, но немного заплесневелый.
Заплесневелый! Александр не знал, что и сказать. Никто ещё не сравнивал его с отцом или со старым викарием. Люди называли его опасным!
— В вас чертовски много нахальства.
Она убрала волосы с лица:
— Папа сказал бы точно то же самое — за исключением чертовски. Он такие выражения не употребляет.
— Чертовски или нет, это сказал бы любой здравомыслящий человек, — резко ответил Александр. Ветер завывал сильнее, раскачивая деревья и посылая на землю душ из мокрых листьев. Кейтлин сорвала с плеча большой мокрый лист.
— МакЛин, на самом деле вы злитесь на меня не из — за того, что я согласилась взять лошадь, с которой не могу справиться. Всё из — за того, что произошло три месяца назад в Лондоне.
Он застыл на месте:
— Всё — из — за вашего поведения и из — за того, что вы подвергли риску и себя, и вашу лошадь.
Её глаза потемнели:
— Я никого не собиралась подвергать риску — ни сейчас, ни тем более три месяца тому назад. МакЛин, я…
— Мы не будем сейчас это обсуждать. На случай, если вы не заметили, — собирается дождь. Эти брызги — это только начало.
Она взглянула на небо через просвет в деревьях:
— Это вы устроили эту бурю.
Он не ответил, а спокойно встретился с ней взглядом, ожидая увидеть привычную вспышку страха или проблеск зависти, но всё, что обнаружил — невозмутимую уверенность. А она, надо признать, храбрая.