Да что ты так переживаешь из-за матери, спросила Юдифь, а нацисты, которые орут «Да здравствует Освенцим!», тебя не унижают? Кроме того, машину точно так же изуродовали бы, если бы мы остались сидеть в кафе, так что, пожалуйста, обвиняй нацистов, а не меня.
Это верно, сказал Лео, но почему мы должны были непременно встречаться в этом кафе, значит, ты заранее собиралась участвовать в этой демонстрации, а я нужен был тебе, чтобы скрасить ожидание, пока демонстрация не приблизится к Бургтеатеру.
Я предложила встретиться в кафе, потому что до этого была на лекции, а «Ландтманн» — ближайшее кафе от университета. Может быть, я и собиралась на демонстрацию, но при этом, естественно, предполагала, что мы пойдем туда вместе, потому что это касается тебя не меньше, чем меня, учитывая историю твоей жизни и твое сознание…
Я сознаю только одно, перебил ее Лео, что мне противно полностью отдаваться чему-то такому, что произойдет и без меня. Нужно делать только то, что ты можешь осуществить сам, лично…
И что же ты имеешь в виду? спросила Юдифь, подожди! Я и сама знаю. Преобразование мира в одиночку, верно? Как тот человек, ну, как же его звали, о котором ты мне с таким восторгом рассказывал, который уничтожил картину Рубенса…
Вальмен.
Да, точно. Как он, не правда ли? Додумать философию до конца. Это мог сделать только господин Вальмен. И погубить картину Рубенса. Это мог сделать только господин Вальмен. На демонстрации у него, конечно, времени не было. И поэтому-то мир теперь так прекрасен, только благодаря нашему любимому господину Вальмену.
Лео ударил ладонями по воде и прокричал, что абсурдно выставлять его как чокнутого только на том основании, что он не находит нужным таскаться на все демонстрации, в таком случае всех философов следует считать сумасшедшими, и Гегеля, и…
А ты что, сравниваешь себя с Гегелем только потому, что боишься кучки нацистов и поэтому не хочешь выходить на улицу? крикнула Юдифь…
Это ты, ты меня сравниваешь! Сравниваешь с Вальменом, а жалкой кучки нацистов боишься ты, а не я! Потому что тебе сразу нужна массовая демонстрация, как только где-нибудь появится парочка нацистов.
Пожалуйста, успокойся.
Нет, это ты успокойся.
Юдифь попыталась еще раз спокойно объяснить Лео свою точку зрения, но Лео с презрением остался в ледяном одиночестве человека духа, который в крайнем случае мог мельком поглядывать на демонстрации из окна своего кабинета, ах да, сказала Юдифь, ведь у тебя из окна можно увидеть дивные демонстрации: демонстрации могильных статуй, ангелов смерти, падших ангелов, ты это имел в виду? А посмотрев на них, ты снова садишься за письменный стол и снова додумываешь до конца свою философию, да?