Ее взгляд остановился на картине «Двадцать четвертый день», висящей над моим письменным столом. Это, несомненно, была одна из лучших работ Дора. Она изображала бетонированный туннель, загибающийся вправо. Несмотря на внушительную бетонную глыбу, картина дышала динамизмом и легкостью, происходящими от резкого изгиба туннеля и от света, лившегося из провалов в форме арок по правую сторону. Все вместе создавало атмосферу суровости и обнаженности, подобных тем, что в психоанализе. Казалось, туннель огибал источник света, чтобы затем устремиться в бушующие глубины.
Вероятно, в ту волнующую странность, о которой говорил Фрейд и где Ольга по своим причинам, должно быть, встречала свое отражение.
– Только, – продолжила она, – Макс в конце концов тоже оказался припертым к стенке. Он вбил себе в голову заняться со мной любовью. Я допускаю, что это должно было произойти. Но я отказываю другим не для того, чтобы уступить ему. Я не для этого вышла за него замуж. С досады он бьет все сильнее и сильнее, как если бы хотел покончить со мной. Его удары стали опасными. Любой повод хорош, чтобы меня поколотить. Он обвиняет меня в том, что я снова ворую у Бернштейна. Я не знаю, откуда он это взял, но отрицать бесполезно, он ничего не хочет слушать. С тех пор как у него проблемы с законом, он ведет себя как буйнопомешаный. Сегодня утром первый раз в жизни я испугалась. Я побежала, а он гнался за мной по главной лестнице дома, прислуга в ужасе смотрела на нас, но ему было плевать, он кричал, что я шлюха и только и делаю, что доставляю ему неприятности, смерти его хочу…
– Вы действительно этого хотите?
Ответ последовал незамедлительно.
– Давайте и вы тоже назовите меня шлюхой! – воскликнула она с видом победительницы. – Ударьте мена, раз уж на то пошло! Чего вы ждете? Вы умираете от желания это сделать, но не осмеливаетесь. Все, что вы умеете делать, – оставаться приклеенным к этому креслу. После того дела в комиссариате вы меня ненавидите, убеждены, что я навлеку на вас неприятности. Не отрицайте, вы знаете, что я права.
Она была права.
Причинять неприятности – у нее это хорошо получается. Я почувствовал это на собственной шкуре в прошлом месяце. Я возвращался с сеанса у Рауля Злибовика. Возможно, из-за того, что там я находился в том же положении, что и мои пациенты, мне в свой черед нужно было выдержать молчание, которому прежде их подвергал. Я испытывал что-то вроде превращения, перемещаясь с кресла, на кушетку, и потому эти сеансы всегда были чем-то мучительным. Вот почему в тот вечер я стремился поскорее вернуться под защиту своей квартиры. Но едва я вошел к себе, как зазвонил телефон.