Неподвижные экспонаты в витрине зоомагазина оказались чучелами. На клетке, в которой сидел иссиня-черный ворон, висела табличка «Йозеф». Точно такая же надпись украшала манеж с чучелом щенка сенбернара. И даже рыбы, подвешенные в аквариуме, были снабжены тем же нелепым идентификатором.
Когда мальчик приблизился настолько, что его тень упала внутрь магазина, все чучела внезапно ожили. Ворон Йозеф расправил крылья, отряхнул с них пыль и произнес несколько слов на латыни. Рыбки оказались бойцовыми, и вскоре вода в аквариуме помутнела и приобрела коричневый оттенок. Щенок отчаянно тявкал, пытаясь привлечь внимание мальчика, плакавшего по ту сторону стекла.
На какой-то миг старик, вернувшийся в детство, поверил, что все экспонаты — ЖИВЫЕ.
И проснулся.)
* * *
Его звали брат Йозеф. «Брат» — это был эвфемизм, не более. У него не осталось живых родственников — так же, как и «братьев» из Ордена Красного Креста и Полумесяца, к которому он когда-то принадлежал душой и телом. Он давно похоронил своих правнуков. Он считался бессменным хранителем Терминала, но на самом деле срок его службы заканчивался.
У него было лицо, покрытое неизлечимой сыпью, и механические конечности. На голом черепе красовались следы нескольких трепанаций. Многократно облученный мозг превратился в подобие потрясающе сложной головоломки. Никто не сумел бы определить, где заканчивается живая ткань и начинаются искусственные нейронные поля, — даже если бы воспользовался для этой цели томографом. Кожа Йозефа утратила эластичность и напоминала на ощупь старые бумажные деньги. Желудок атрофировался; кроветворные органы были пересажены четырежды.
Он питался специфическим образом. Универсальный Бог кормил его чистой энергией. Разрешенными именами Бога были Дух Бездны и Орбитальный Контроль. Было еще запретное, непроизносимое имя. Брат Йозеф знал его. Это был код, запускавший реакцию уничтожения Вселенной. Брат Йозеф верил, что существование разрушающего кода — неоспоримая правда. Ведь то, чего нельзя уничтожить, не было создано и не имеет никакой ценности.
Такова была плата за близость к святыне. Терминал являлся неотъемлемой частью божественного замысла. В некотором смысле — частью материализовавшегося божественного тела. Органом тотального самоубийства — как палец, лежащий на спусковом крючке пистолета размером с земной шар. Йозеф никогда не задумывался, что же в таком случае было пулей, взламывающей височную кость. Он размышлял о другом.
Чем ближе была — нет, не старость — отставка, утрата функциональности, угроза разрушения, тем чаще он вспоминал об Энтропии. Энтропия, по Йозефу, — это было одно из главных имен Сатаны. Тогда, вероятно, Терминал — одно из названий Грааля?