— Дженни, — всхлипываю я, — Дженни, вставай. Пожалуйста, вставай.
Она не встает. Она продолжает так же безжизненно лежать, а красный кружок у нее на лбу говорит о том, что у меня больше нет сестры. Теперь я полная сирота.
— Дженни!
Я опускаюсь на колени в кровь, растекающуюся вокруг нее, беру ее голову и прижимаю к себе. Пытаюсь запихнуть ее мозги назад в череп, но у меня не получается. Я продолжаю попытки, однако дыра слишком велика, а розовая масса вываливается наружу быстрее, чем я успеваю заталкивать ее обратно.
Мой ум рассыпался на куски так же, как и ваза, когда я ударила по ней молотком.
Какие-то осколки мыслей в безумной голове. Не могу поверить, что она так со мной поступила. Как она могла оставить меня одну? Моя сестра бросила меня. Будь ты проклята, сука! Будь проклята за то, что не спустилась сюда, когда я попросила в первый раз.
Будь проклята… Я прижимаю кулаки ко лбу. Ее голова на моих коленях тяжелая, как дыня. Меня пронзает боль, которая никогда не пройдет. Будь ты проклята, Дженни.
— Идиотка! — кричу я. — Мы должны были быть вместе, чтобы поддерживать друг друга! Я недоглядела, и ты умерла!
Я продолжаю визжать, бью ее в ярости. Потом доносятся какие-то голоса и через секунду чьи-то руки хватают меня и оттаскивают от Дженни.
— Нет, нет, нет! Это моя сестра.
— Ищите стрелявшего, — говорит кто-то.
— Оставьте нас в покое, — рыдаю я, — у меня больше никого нет.
Но рукам нет дела до моих криков, они продолжают тянуть меня от того, что осталось от моей семьи.
Ну зачем кому-то понадобилось убивать Дженни?
Сейчас
Я смотрю в жерло длинного темного туннеля. Свет в его противоположном конце мчится на меня, сокращая его длину, а потом удаляется на какое-то непостижимо гигантское расстояние. Время и пространство искажаются. Умом я понимаю, что по-прежнему сижу на этом же складе, отделенная от швейцарца стеной банок с оливковым маслом. Но это знание не уменьшает реальности существования туннеля. Вот так приходит смерть? Ждет ли меня с той стороны кто-нибудь из ранее ушедших? Не забыли ли они меня? Любят ли они меня еще так же, как я их люблю?
— Джордж Поуп? Какое тебе до него дело? Он умер.
— Умер? Хорошо, — говорит он воодушевленно. — Надеюсь, это была мучительная смерть. Ты знаешь?
— Знаю что?
— Он умер в мучениях? Он умер от той же болезни, в создании которой принимал участие?
— Нет, — отвечаю я, — это была быстрая смерть.
— Насколько быстрая?
— Расскажи мне, что ты нашел у Лизы внутри?
— Я ничего не нашел там. Ничего. Ее матка была пуста. Как и твоя тоже.
Тогда
Кто же мог подумать, что солнце бывает таким холодным? Его колючее сияние ложится мне на лицо, проникая сквозь грязное стекло. Я нахожусь в простой комнате с деревянной дверью, покрытой облупившейся краской; решеток нет, но это не значит, что я не в камере. Не железо делает тюрьму тюрьмой.