* * *
Владимир Васильевич запер дверь на ключ, сел за стол и только сейчас заметил, что забыл выключить лампу; желтый неестественный свет дрожал чаще, а оранжевый волосок, исходящий острыми лучами, трещал громче и обиженнее.
Грушницкий сидел, уперев сжатый кулак в щеку, а другая рука привычно выводила до боли знакомые уравнения. Сто раз пересмотренные, тысячу раз перерешенные и сто тысяч раз разочаровавшие. Сейчас Грушницкий не пытался разбираться в хитросплетениях заумных математических формул, образованных угловатыми знаками. Он просто смотрел на белый лист формата А4, исчерченный кривыми рядами длинных цепочек действий. Вот и еще одна черта характера Грушницкого открылась: он, когда на него находило "творческое вдохновение немного чокнутого ученого", писал свои уравнения вкривь и вкось, так что потом сам не мог разобрать наваянного и вымещал наполненное сарказмом раздражение на невинной бумаге. Уборщицы потом собирались писать на него жалобы за то, что им чуть ли не каждый день приходится выносить из его кабинета груды скомканной бумаги. Жалобами грозили и поставщики: Грушницкий в припадке своей злобной "сатиричности"
изничтожал месячные запасы бумаги. Уборщицы ворчали, подметая полы, но тут же замолкали при виде круглых серых глаз ученого и вечно взъерошенных волос, прореженных высокой лысиной. Они тихо отходили в сторону, растерянно пробормотав: "Добрый вечер, Владимир Васильевич", а потом подолгу смотрели вслед, наблюдая прыгающую походку Грушницкого.
В принципе, лицо у Владимира Васильевича было незлое и вполне могло сойти за дружелюбное, если бы не нахмуренный лоб и свирепый взгляд.
А, впрочем, взгляд его становился по-настоящему свирепым только когда взбалмошного ученого "доставали по-черному", как он сам любил говаривать в моменты крайнего возбуждения: "Вы меня уже по-черному достали, у меня от вас уже голова кругом".
Ручка противно скрипнула и оставила за собой бесцветный вдавленный след; закончились чернила. Грушницкий открыл верхний ящик стола и среди множественных обломков линеек и карандашей отыскал новый стержень.
Сквозь щель между неплотно закрытыми рамами ворвался порыв мокрого ветра. Август - месяц, вроде бы, летний, а на самом деле именно в августе зарождается осень: воздух наливается светлым золотом осеннего солнца, а небо наполняется глубокой бирюзой. Листы белой бумаги шевельнулись на столе, один взлетел с деревянной крышки, некогда покрытой лаком, а теперь вытертая руками до такого же лакового блеска, взлетел и ввернулся в воздух, остановившись под самым потолком. Отяжелевшие веки ученого сошлись вместе, многодневная усталость надеждно склеила их, и взъерошенная голова упала на сложенные на столе руки.