в день восемнадцатилетия близнецов они вернули мне чек, который я послал им в качестве подарка, и с тех пор я не получал от них никаких известий. Я был удивлен такой неучтивостью и объяснил ее тем, что эти дети трудные и, кроме того, восемнадцать лет — это такой возраст, когда многие подростки ведут себя странно. Мысль о том, что они узнали тайну смерти своего отца, приходила мне в голову, но я отбрасывал эту идею, потому что был уверен, что никто не может рассказать им об этом. Это невозможно.
Однако это случилось.
Я попросил соединить меня с сестрой в Веллетрии.
Чтобы связаться с Эмили, потребовалось некоторое время, и, наконец, я взял трубку.
— Корнелиус? Дорогой, почему ты звонишь? Что-нибудь случилось?
— Эмили, ты что-нибудь говорила после войны английским Салливенам о моей ссоре со Стивом?
— Твоей ссоре со… — нет, ничего! Я только сказала, что у вас были разногласия, которые привели к тому, что Стив покинул Ван Зейлов и основал новое дело в Лондоне. Корнелиус, что все это значит? Твой голос звучит очень огорченно. Что случилось?
— Элфрида только что обвинила меня в убийстве ее отца.
Наступило гробовое молчание.
— Разумеется, это клевета, — сказал я, — и я пытаюсь разобраться, откуда ветер дует. Мнение Элфриды, по-видимому, сформировалось, когда ей было восемнадцать, но к январю 1948 года не осталось никого в живых, кто мог бы дать ей такую извращенную версию событий. Конечно, если ты сама не сделала некоторых неверных заключений о прошлом и затем тайком от меня не написала близнецам на их восемнадцатилетие…
— Я не делала этого!
Я на секунду почувствовал глубокое облегчение, но затем мое замешательство усилилось.
— Я напишу Элфриде, — сказала Эмили решительно. — Я очень огорчена. Ненависть разрушительна. Элфрида, должно быть, очень несчастна.
Это было типично для Эмили. Как обычно, она отбросила суть вопроса и увязла в его моральной стороне. Меня не беспокоили последствия ненависти. Меня не беспокоило даже, что Стив Салливен ненавидел своих младших детей. Меня беспокоило, что Стив был также отцом Скотта. Если кто-либо сообщил Элфриде совершенно новый взгляд на прошлое, то ни что не может помешать ей передать это своему сводному брату в Нью-Йорке? И что помешает Скотту поверить ей и отвернуться от меня? Разумеется, я воспитал Скотта и внушил ему свой взгляд на прошлое, но допустим, он разузнал, что… Я вытер пот со лба.
— Эмили, ты не понимаешь. Послушай, Эмили…
— Я сделаю все возможное, я обещаю тебе поговорить с Элфридой. Возможно, ты был в прошлом неправ, но всегда старался загладить свои промахи и, кроме того, мы не должны судить своих ближних. Мы должны оставить это Богу.