Юноша в растерянности двинулся вперед. Он раз за разом воспроизводил все в малейших деталях. Вот он подходит к Анджелине, берет ее за руку, она слегка отстраняется, потому что не знает, что он ей скажет. Зато он точно знает, что происходит в ее голове. Наверняка она замечала, что он часто смотрит на нее пламенным взглядом, но думала, что любовь в этом возрасте так непостоянна. Толин был уверен, возлюбленная полагала, что ничего не могла ему дать, ведь она настолько привязана к своему супругу. Она прощала ему даже то, чего никогда бы не простила никому другому – ни мужчине, ни женщине. И вот теперь он мертв и косвенно пал от руки Анджелины. Ей грозит тюрьма, даже нет – каторга, а может, и обвинения в сговоре с итальянскими военными. И под воздействием этих мыслей, обрушившихся на него в одно мгновение, Толин взял ее за руку и посмотрел ободряющим взглядом. Этим взором он попытался высказать все, что накопилось у него в душе. Он понимал, что признание в любви будет выглядеть сейчас крайне нелепо, поэтому лучше будет все показать взглядом. А еще лучше действием. Он заговорил, с трудом сдерживая страсти, бушующие внутри его:
– Анджелина, позвольте вас так называть… Мадам Ленорман, умоляю вас, не пытайтесь меня защищать, говорите правду, скажите, что преступление совершил я. Это единственный выход для вас и для меня. Я не прощу себе, если вы окажетесь в застенках после всего того, что вы пережили. Здесь нет вашей вины, я купил яд, и я подсыпал его. Вы все равно не смогли бы меня остановить. Позвольте мне взять вину на себя. Если меня схватят, я скажу, что эта девушка была моей бывшей любовницей. Но прежде я оставлю письмо для тетушки, в котором «покаюсь» в содеянном, а сам убегу отсюда как можно дальше. Мы, быть может, никогда с вами более не встретимся, но мне важно знать, что я сделал все, что было в моих силах, чтобы помочь вам стать счастливой и свободной настолько, насколько это возможно.
Анджелина молча смотрела на него, слезы катились по ее щекам. Он понимал, что от страха она согласится на все, что угодно, и не собирался уходить, не получив ее согласия. Для него будет достаточно, если до конца своих дней в молитвах она будет благодарить его или хотя бы вспоминать о нем в своих снах и в мечтах. А она смотрела на него, такая растерянная и беззащитная, и думала о том, что никто и никогда не делал для нее ничего в этой жизни. Все примерялись к обстоятельствам, когда речь заходила о ней, – ее родители, ее муж. Никто не пытался совершить какой-то поступок только ради нее, чтобы она была счастливой. Это был даже не поступок, скорее подвиг.