— Да, я, пожалуй, размахнулся, — смутился Саттон. — Но недалек тот день, когда человек отправится к звездам!
Джон Генри кивнул.
— Да, наверное. Наверное, скоро. Скорее, чем надо бы. Только лучше бы сначала на Земле жить научились как следует. — Он зевнул. — Пойду-ка я спать. Стар я стал, сынок. Пора отдохнуть.
— Ну а я пройдусь немного, — сказал Саттон.
— Ты много гуляешь, Вильям.
— В темноте, — тихо сказал Саттон, — земля выглядит иначе, чем в лучах солнца. Все пахнет по-другому. Все такое свежее, чистое, как будто только что вымыли… В тишине слышно такое, чего днем и захочешь, да не услышишь. Бродишь, и кажется, что ты один на всем белом свете и весь он принадлежит тебе…
Джон Генри покачал головой.
— Нет, это не земля становится другой, а ты сам. Знаешь, Вильям, ты меня прости, но мне порой кажется, что ты слышишь и видишь что-то такое, чего больше никто не видит и не слышит. Как будто… — он запнулся. — Ну, как будто ты вроде как маленько не от мира сего, что ли?
— Мне и самому так иногда кажется, — усмехнулся Эшер.
— Запомни, — твердо сказал Джон Генри, — ты — один из нас. Почти член семейства. Сколько же лет ты у нас, Вильям?
— Десять уже, — еле слышно ответил Саттон.
— Да, верно, — сказал Джон Генри. — Я хорошо помню тот день, когда ты пришел, но счет годам потерял. Иногда мне кажется, сынок, что ты тут всю жизнь жил. Порой я ловлю себя на том, что считаю тебя Саттоном… — Он прокашлялся и сплюнул на землю. — Вчера я одолжил у тебя пишущую машинку, Вильям. Мне, понимаешь, нужно было письмо напечатать. Это очень важное письмо, и мне не хотелось бы писать его от руки. Почерк у меня — не очень…
— Берите, когда нужно, — не выдавая волнения, ответил Эшер. — Рад, что она вам пригодилась.
— А ты сам что-то ничего не печатаешь последнее время, а, Вильям?
— А-а… — махнул рукой Саттон. — Бросил. Ничего не выходит. У меня были кое-какие наброски, да я их потерял. Думал, может, так вспомню, да, видно, ничего не получится. И пробовать нечего.
Голос Джона Генри был добр и мягок.
— У тебя неприятности, Вильям? Беда какая?
— Да нет, не то чтобы неприятности…
— Может, помочь чем надо?
— Нет-нет, что вы!
— Если будет что нужно, ты скажи, не стесняйся, — искренне произнес старик. — Чем смогу — помогу.
— Знаете… Может настать такой день, что мне нужно будет уйти. Может быть, совсем неожиданно. Если так случится, мне бы хотелось, чтобы вы забыли обо мне, вообще не вспоминали, что я здесь был.
— Ты правда этого хочешь, сынок?
— Да. Правда.
— Как же мы тебя забудем, Вильям? Как я могу тебе обещать такое? Это просто… я не знаю… Но… если ты хочешь, мы не будем о тебе говорить. Если кто-то придет вдруг и спросит, мы никому про тебя не скажем. Так, Вильям?