В. Бушин. Володя, надо было создать атмосферу в обществе. Вот диссиденты ее и создавали. Грех Михаила Горбачева гораздо больший, чем грех Бориса Ельцина. Это он создал атмосферу вседозволенности, цинизма, этого лобзания с папой римским… Все возможно, все дозволено, почему — нет? Старушку-процентщицу убить или государство развалить? Все можно. И виноваты в этом все, создававшие антисоветскую атмосферу. И Александр Зиновьев, который целил в коммунизм, а попал в Россию, должен себя спросить, а зачем он в коммунизм целил? Зачем в Сталина готов был стрелять? Сейчас он превозносит коммунизм, а тогда-то, в семидесятые годы, он целился в коммунизм, не понимая, что Россия и коммунизм — это одно и то же. Так сплелись и переплелись, что не отделить одно от другого. И никогда не было разделения, которым мучаются многие патриоты, на советское и русское. Я всегда себя чувствовал русским человеком, и я всегда считал себя советским человеком. И сейчас считаю. В раннем детстве, еще, наверное, до школы, я первое стихотворение выучил: «Песнь о вещем Олеге». И когда я сейчас читаю у Владимира Солоухина, что у них в деревне в каждой избе был уголок Ленина с портретом трехлетнего кудрявого Ильича, что он в 4 года учил стишки о Ленине, а русской поэзии, мол, не было, мне это странно. Не было этого, особенно в деревнях. Я помню первое стихотворение, которое я прочитал на вечере в школе.
Я — май зеленый, листочек нежный,
И непокорный, и неудержный,
Вперед стремлюсь я и убегаю,
К жизни новой всех вас зову…
Чего советско-коммунистического в этом стишке? Просто жизнерадостные добрые стихи, и их было много в наших учебниках. Никогда не забывалось русское в нашей жизни.
В.В. Вот вы считаете, что советское и русское — это одно и то же, и еще — «Россия и коммунизм — это одно и то же». Значит, для вас Россия возможна только в советском виде? Вы должны сейчас себя чувствовать крайним пессимистом. Возможна ли для вас, Владимир Сергеевич, Россия — несоветская? Или если нет советской власти, то Россия, безусловно, обречена на гибель?
В.Бушин. Ты мне однажды, Владимир Григорьевич, уже этот упрек высказывал в печати, ставя меня и Татьяну Глушкову в один ряд с поэтом Георгием Ивановым, призывавшим к атомной бомбардировке красной Москвы: мол, или белая Россия, или никакой России… Ничего подобного. Я согласен на любую Россию, но лишь бы жизнь народа была нормальная. Чтобы это была русская земля, русской культуры, русского языка. Сейчас я публикую статью о национальной кротости великороссов. Я там протестую против всего того, что искажает нашу русскую жизнь. Я к этому очень чувствителен. Я ничего не приемлю в нынешней жизни, включая эти новые длинные конверты с западным порядком написания адреса. Это же наш русский быт, наш менталитет, кому он мешал? Почему у меня его отнимают? И чем этот западный порядок написания адреса принципиально лучше? Ванька Жуков писал: на деревню, дедушке… Мы теперь и Чехова будем исправлять? Дедушке на деревню? Это искажает мою жизнь. Или все эти новые названия? Я не приемлю Петербурга… Я не знаю такого города в моей жизни. Письма, которые ко мне приходят из Ленинграда, если там написано Петербург, я на них просто не отвечаю… И книг не посылаю с таким адресом…