Курдин махнул рукой.
– Эти козлы…
– Михаил! – возмутилась Александра Григорьевна, входя с подносом в руках. – Что за лексика?!
– Извини, мам. – Курдин начал освобождать столик, при этом печенье отодвинул подальше, чтоб не был виден надорванный край пакета.
– Постарайся впредь следить за своим языком. А вы, Александр, не потворствуйте Михаилу, прошу вас.
Сашка клятвенно заверил, что, конечно же, потворствовать не будет, ни в коем случае.
Теперь он догадывался, почему ребята перестали навещать Курдина.
– Вообще она добрая, – сказал Курдин, когда мать ушла. – Но роль… вживается вот. Ты угощайся…
Чай Сашке очень понравился, и мед. К тому же появилась пауза для того, чтобы все обдумать и сформулировать.
– Ты, кстати, в курсе, что скоро предзащита проектов?
Курдин закатил глаза:
– Хотел бы забыть. Каждый день раза по три напоминают. То есть как на «Легенду…» сходить – так я контуженый, швы, блин, разойдутся, а как проект делать – ничего, живой-здоровый. Одно хорошо: про деда пишу, не надо в библиотеку тащиться. – Он кивнул на стопки книг и одинаковых багровых тетрадей, лежавших на подоконнике. – Архивы, сиди да изучай. Такая нудотень! Спектакли его смотреть прикольно, кстати. А воспоминания, письма там всякие…
– Ну так не заморачивайся. Напиши по-простому, без накидонов. Как все пишут.
Курдин повернулся к Сашке:
– Ты тоже – «как все»? – И добавил вдруг зло, глядя, как Сашка качает головой: – На фига тогда советуешь?
– Да я как раз сам посоветоваться хотел.
– Со мной?! Ну валяй.
Легко сказать. Сашка угробил на список две недели. Звонил по телефонам из дедовой записной, ходил на встречи, объяснял, просил, одного даже выслеживал. Разные люди, разное отношение к деду. Четверо вообще не захотели говорить, наотрез отказались. Один чуть Сашку с лестницы не спустил.
Те шестеро, которые все-таки согласились… Проку от них было мало.
– Нет цельности, понимаешь. Словно каждый говорит о каком-то своем… о другом человеке.
Курдин слушал и кивал, довольно скалясь. Даже про чай свой забыл.
– Ну а ты чего хотел вообще-то? У меня с моим та же фигня. Даже опрашивать никого не надо, архивов хватает с головой. Они все такие… – И скривившись, поправил себя: – Мы все такие.
– В смысле?
– В прямом. Я даже сравнение придумал, вставлю в работу. Ну то есть как придумал… у деда прочел вообще-то. Каждый человек во время разговора становится зеркалом. Он – если может, конечно, – меняет свою речь: чуть подстраивается под того, с кем говорит. Ну, типа, с родителями – по-одному, с училкой – по-другому, с друзьями…
– Но это же… лицемерие, нет?