Курдин провел пятерней по волосам и вздохнул.
– Ну вот, дед не успел извиниться. И вообще… но так вышло, что я прочел эти все его дневники. Ну, я собирался, если честно, сделать обычный проект. – Он взглянул наверх, на Сашку. – «Не заморачиваясь». А прочел и решил, что это шанс. Наверное, последний его шанс извиниться – сказать правду.
Мелодия зазвучала громче и вдруг оборвалась.
Сашка наконец узнал ее. Узнал бы и раньше, да не привык слышать вот так: при людях, на свету.
Вокруг хлопали, многие встали. Сашка тоже хлопал, сунув папку между поручней.
Потом аплодисменты стихли, и в наступившей тишине кто-то из комиссии произнес его имя.
– Ни пуха, – шепнул Лебедь.
Сашка отвязал от поручня дедов шар и начал спускаться, чувствуя, как покрываются потом ладони, как немеют кончики пальцев.
Про папку он вспомнил перед самой трибуной, но возвращаться за ней, конечно, не стал.
***
Им жали руки, хлопали по спине, поздравляли, кто-то из родителей согнал всех на сцену и щелкал «мыльницей», и Сашка в конце концов уже не чувствовал ни радости, ни гордости, только безразличие и усталость.
Потом все оказались в фойе, гулком, освещенном ярко-желтыми лампами. Вместе со всеми Сашка двинулся к выходу, но вспомнил про папку, она, наверное, так и торчала между поручнями, это был повод, он крикнул, чтобы не ждали, и побежал обратно в зал.
Двери уже заперли. Сашка дернул пару раз за ручку, повернулся и зашагал к лестнице. Шар плыл рядом, почти невесомый. Мелодию уже не пел.
Встав на верхней ступеньке, Сашка смотрел, как расходятся ребята. Курдин шел ровно, улыбался на прощальные выкрики, иногда махал рукой. Сашка вспомнил, каким Курдин был еще в сентябре… и каким он сам был.
«Завтра, – подумал он, – нам обоим, наверное, влетит от классной. Победителей не судят и все такое, но на предзащите-то я выступал совсем с другим докладом».
Почему-то Сашка был уверен, что и текст, который заносил в школу отец Курдина, сильно отличался от произнесенного сегодня.
Зачем так поступил Курдин, хотя бы ясно. А Сашка – зачем? Неужели только из зависти к его успеху?
Он хотел бы верить, что – нет. Что, например, – из стыда перед дедовым шаром. Или из уважения к дедовой памяти.
Так думали другие – те, кто сегодня поздравлял и восхищался им.
А Сашка не знал.
Все наконец разошлись, и он спустился, чтобы забрать куртку. Тетки-гардеробщицы недовольно зыркнули на него, они уже сами были одеты, одна, прижав подбородком платок, поправляла выбившиеся пряди, другая копалась в старой матерчатой сумке, чем-то шелестела. Сашка дождался, пока на него обратят внимание. Накинул куртку, застегнул молнию и вышел в темень.