Потом они привыкли к тому, что вдоль тракта колонны стоят с погасшими огнями, что в некоторых чашах давно свили гнезда ночные аисты, что мастера дороги прячут взгляд, запинаются, иногда на миг-другой замирают на полувдохе и пусто глядят перед собой.
«Это болезнь, – говорил Стерх. – Мир болен, и это коснулось всех».
Теперь принц верил ему. После Трилистника… верилось во многое.
Но именно поэтому он не удивился, когда в самом сердце лесной чащи увидел колонну с пламенем, а затем услышал цокот копыт.
Удивился позже: когда сообразил, что это цокот лишь одной пары копыт.
– Вот интересно: а… – начал было Рифмач.
Его пегий вдруг вскинул морду и ошалело захрапел. Остальные кони отозвались всполошенным ржаньем.
Принц почувствовал, как в воздухе запахло страхом, густым и терпким.
Дорога здесь делала петлю, колонна с чашей стояла на самом изгибе этой петли, и всадники не видели, кто или что приближается из-за поворота, с той стороны дороги. Слышали только цокот копыт.
Принц потянулся к мечу, а Ронди Рифмач к луку, но Стерх, не оглядываясь, бросил:
– Нет.
Он был ближе к повороту и, даже в седле, – на голову выше всех, в том числе короля. Он уже видел.
Или, подумал принц, с самого начала знал.
Из-за поворота вышел путник в длинном, до пят, плаще. Пышная борода скрадывала черты лица, золотистые волосы, едва тронутые сединой, падали на широкие, мощные плечи. Голубые глаза смотрели внимательно и цепко, но без страха или угрозы, – по-хозяйски. Широкая ладонь правой руки сжимала посох, левой путник тянулся к ножу на поясе.
При виде всадников он не замедлил шага, лишь кивнул, скорее даже самому себе.
– Мастер, – молвил Стерх. – Ровна ль дорога? Горит ли в чашах огонь? Давно ли?..
– Прости, добрый человек, – отозвался тот. – Сам ведь видишь: если не позабочусь о нем, прямо сейчас и погаснет. Позволь-ка… – Он обошел Стерха, так и не покинувшего седло, на миг помедлил, глядя на короля, и наконец встал у чаши.
Вскинул нож, неожиданно ярко блеснувший в полумраке чащи…
Протянул левую руку так, чтобы из свежего надреза капли падали прямо в пламя, сперва редко, затем чаще и чаще…
Принц ждал, что мир снова вздрогнет, моргнет, но тот лишь сделался на миг ярче и чище.
– Ну вот, – сказал мастер дороги. – Так-то лучше.
Голос у него оказался густой и бархатистый, с таким бы в хоре петь.
– Добрые господа, прошу простить меня. Я должен был позаботиться об огне, но теперь я к вашим услугам.
Он говорил, переводя взгляд со Стерха на принца, с принца на Ронди Рифмача. На короля не смотрел.
– Тебе не за что извиняться, – сказал король.