Разноцветные «листья» взвились над ним и заплясали в воздухе.
– Я думаю, нам все же следует… – начал было Ронди, но один из мотыльков яростно метнулся к нему и стал выписывать восьмерки перед самым лицом. Ронди замахал руками, уворачиваясь.
– Слазь, – хмыкнул принц, доедая уже пятое яблоко. – Не бойся, не опоздаем.
Ему отчего-то казалось очень важным устроить этот привал. Дело было даже не в том, чтобы вырваться из плоской вечности, пахнущей пергаментом, краской и пылью. Здесь крылось что-то еще, какой-то подспудный смысл… или нет, не смысл – просто ощущение. Как послевкусие, или финальная нота, или даже тире – точно, да! – тире, отделяющее одну часть долгого, выматывающего предложения от другой.
Рифмач все размахивал руками, а потом вдруг резко глотнул ртом воздух – и мотылька вместе с ним.
Король и принц уставились на Ронди с изумлением. Тот пожал плечами и спрыгнул на плиты дороги. Сделал пару шагов, побледнел, схватился за живот и, выпучив глаза, застонал.
– Беда, – сказал принц. – Если бы ты в детстве так часто не показывал этот фокус, я бы даже тебе поверил.
Ронди снова застонал – громче и жалостливей. Согнулся в три погибели, рухнул на бок.
– Куртку запачкаешь, – заметил принц. Правда, уже не так уверенно.
Рифмач издал нечто среднее между кваканьем и хрипом, откинулся на спину и замер. Его челюсть дрогнула и съехала вниз.
Мотылек выбрался наконец на волю, но не спешил взлетать. Прошелся туда-сюда по верхней губе, затем взобрался на нос и помахал крыльями, как бы проверяя – целы ли.
– А он молодец, – сказал король. – Терпит.
При этих словах Ронди чихнул и привстал на локте.
– Да ну вас! У какого-нибудь бродячего жонглера публика и то подобрей. Эй, ваше обжорство, яблоками-то поделись!.. или что там осталось?.. если что-то осталось вообще.
Усевшись в круг, они распотрошили седельные сумы, не заботясь о том, чтобы приберечь припасы на обратный путь. Ели, пили, смеялись и вспоминали прошлое, которое сейчас – впервые за последние пару дней – подступило вплотную и казалось очень живым, всамделишным. Отец шутил вместе с ними и пил вместе с ними, но почти ничего не ел. И венец по-прежнему сверкал на его голове, а справа на плитах лежал меч.
Солнце за листвой было не разглядеть, но в какой-то момент полог над их головами стал светиться уже не золотистым, а багряным, – и так они поняли, что скоро наступит ночь. Потом раздалось хлопанье крыльев. Закачались ветки где-то далеко наверху, как будто на них присела отдохнуть птица.
«Журавль, – подумал принц, – это белый журавль, старый и мудрый. С длинным, зазубренным на конце клювом».