— Давайте-ка собираться, — я очень стараюсь сохранить вид уверенного лидера.
— Какая-то ты зеленая, — замечает Газман, несмотря на мои усилия.
Меня и вправду тошнит.
— Ага. Пошли-ка мы отсюда, пока я не рассыпалась тут на глазах у изумленной и чувствительной публики.
— За мной, — Клык ныряет в расщелину между двумя искусственными скалами. Отсюда к задворкам и техслужбам ведет дорожка для служителей. На дорожке никого нет, и вход публике перегорожен веревкой.
Taк мне удается слинять из зоопарка, не облевав публику и не свалившись в беспамятстве.
79
— Знаете, чем мне Нью-Йорк больше всего нравится? — спрашивает нас Газман, шумно чавкая кошерной сосиской. — Здесь полно нью-йоркцев, и они все психи, еще покруче нашего.
— Значит, считай, мы вписались, — Игги, похоже, с ним вполне согласен.
Он с наслаждением облизывает трубочку ванильного мороженого. Смотрю на него и едва удерживаюсь от смеха. Игги похож на длинный и тонкий конус, и трубочка у него в руках — ровно его уменьшенная копия. Росту в Игги больше шести футов, или, если на европейский манер, то сто восемьдесят сантиметров с хорошим гаком. И это в его четырнадцать лет. Бледнокожий, рыжий, длинный и тощий, он бросается в глаза больше всех нас, вместе взятых. Но, с другой стороны, здесь, на нью-йоркской улице, одни сплошные супермодели, розововолосые панки, все в черном готы, кожаные рокеры и просто люди со всего света и всех цветов и оттенков кожи. Так что шестеро подростков сомнительной чистоты, в больших, не по размеру, ветровках и в драных джинсах, — явление самое обычное и особого внимания совершенно не заслуживающее. Эти беглые наблюдения нашего места в нью-йоркском пейзаже заставляют меня безропотно согласиться с выводами Газмана и Игги: да, мы, действительно, сюда вписались.
— Вписаться-то мы, ребята, вписались, а вот, как показали сегодняшние события, скрыться от ирейзеров это нам не поможет, — предупреждаю я стаю и автоматически на все триста шестьдесят градусов сканирую нью-йоркский люд — проверочка на признаки опасности: бездушные лица, как с журнальной обложки, пижонский прикид, хищные глаза, тонкогубые рты.
— К слову об ирейзерах, — вставляет Клык, — мы, похоже, имеем дело с новой моделью. По-моему, шестерка.
Я с ним согласна:
— Ага, они ее здорово улучшили. Очеловечили, это раз. Теток добавили, это два. Тетки — самое настоящее несчастье.
— Да уж, конечно. Нам ли не знать, что все тетки хищницы. Общеизвестно: бабьи драки первой кровью никогда не кончаются. Статистика, понимаешь ли.
Ох, и забодали меня эти клыковские шуточки!