– …Товарищ подполковник! Срочно выйдите на улицу, – еле сдерживаясь, не своим, срывающимся голосом проговорил вбежавший Гогачев. – Такого вы еще не видели!
…Выскочившие вслед за Гогачевым на поверхность офицеры с удивлением обнаружили, что практически весь Отряд, даже часовые, столпились на полянке, увлеченно жестикулируя и показывая пальцами в небо.
– …Это что за митинг?! – Подполковник побагровел от ярости. – Ну-ка, быстро все по местам!
– Товарищ подполковник, – фальцетом проговорил стоящий рядом Назаров. – Посмотрите на небо!..
…Там, на недосягаемой высоте, в стратосфере, всеми цветами спектра переливалось великолепное, потрясающей красоты северное сияние… которого никак, ну совершенно никак нельзя было увидеть здесь, на этой параллели…
– …Это сияние всего лишь побочный продукт, неизбежное зло! – рассеянно проговорил профессор. К счастью, он был неприхотлив и консервативен в еде и довольствовался простым солдатским блюдом: сосисками и горошком, с удовольствием запивая их неизменным холодным светлым баварским пивом. – Jedes Warum hat sein Darum (каждое почему имеет свое потому. – Прим. автора ). Кстати, штандартенфюрер, я должен принести вам свои извинения за грузовик, впрочем, с таким количеством вышек заряд не может быть идеально стабильным…
– Пустяки, герр фон Айзенбах, – штандартенфюрер Штуце с удовольствием откинулся в кресле с кружкой пива и, отбросив свои манеры, сделал большой шумный глоток. – Грузовик не имеет значения. И, кстати, теперь мне совершенно ясно, почему вы настаивали заблаговременно решить вопрос с этими дикарскими деревушками. Вы гений дважды: великий ученый и великий организатор. Однако же я был бы крайне признателен, если бы вы занялись моим упущенным образованием. Знаете, мне очень интересно, как эта ваша установка действует? Мы будем поджаривать большевиков молниями с небес?!
Профессор непринужденно расхохотался. Сидя в кресле-качалке с кружкой пива в руке, в теплом халате и домашних тапочках, фон Айзенбах совершенно не походил на создателя грозного оружия. Ученый пребывал в замечательном настроении: его дом наконец-то был достроен, несколько по-спартански, но с немецкой аккуратностью и в полном соответствии с его пожеланиями. Пока дом не был готов, профессор ютился в кузове грузовика, который ему любезно уступил штандартенфюрер, переехав на время в палатку. Сам фон Айзенбах жить в палатке отказывался наотрез…
– …Знаете, Руди, – профессор печально вздохнул. – Моя беда, мое вечное проклятие заключается в том, что я – сибарит, обожающий хороший немецкий комфорт, в силу научных потребностей вынужден вести образ жизни дикарей-кочевников. В детстве, Руди, я наблюдал, как живут цыгане. В своих шатрах и палатках, в вечной грязи, антисанитарии… – профессор передернулся от отвращения. – С годами у меня выработалась стойкая антипатия ко всякого рода палаткам, и я дал себе слово, что больше никогда там не усну, даже если альтернативой станет ночевка под открытым небом. Ах, эти конструкторы авиабомб, танковых пушек, изобретатели отравляющих газов, эти неженки-инженеры… Пожалуй я не открою вам страшной тайны, вы уже наверняка догадались, друг мой, что мы здесь заняты совершенно особенным оружием – оружием климатическим…