Как во сне я смотрел на родителей, что-то долго обсуждавших с полицейскими. Мама улыбалась, кивала, что-то долго, многословно объясняла, несколько раз просила извинения, а отец так сжал мою руку, что я вздрогнул от боли.
— Яблочко от яблони недалеко падает, — вздохнула мама, когда мы вышли из участка. — То отец в полицию попадет, то сын. Хорошенькая семейка, нечего сказать!
— Это не мое влияние! Я его такому не учил! — сердито возразил отец.
Потом они оба посмотрели на меня, и мама отрезала:
— А ты вообще молчи! Как будто тебя нет! Чтобы я ни слова от тебя не слышала! Понял?
Да я и так молчал. Что ж мне еще оставалось?
Выхлопная труба у оранжевых итальянских автобусов выходила на крышу. Из нее валил густой темно-серый, иногда синеватый дым. Стоило мне на него взглянуть, как меня начинало тошнить. Стоило мне войти в автобус, как тошнота становилась невыносимой. А ведь итальянские автобусы были современнее и комфортабельнее древних израильских, в которых приходилось дергать за сигнальный шнур, чтобы шофер остановился. Зато в израильских меня ни разу не тошнило. А сейчас, казалось, на каждом повороте вот-вот наизнанку вывернет. «Ну, пожалуйста, ну, еще две остановочки! — умоляла мама. — Ну, еще чуть-чуть, ну, держись!» Но было уже поздно. Я почувствовал во рту мерзкий кисловатый вкус полупереваренной еды, и меня вырвало завтраком прямо на черные лакированные туфли дамы, стоявшей рядом. Дама, полная, элегантно одетая, лет пятидесяти на вид, отпрянула и заверещала, как будто ее режут. Люди в автобусе повскакивали с мест и быстро-быстро залопотали все разом какую-то тарабарщину, жестикулируя и перебивая друг друга. Мама все повторяла: «Скузи! Скузи! Скузи» — одно из немногих итальянских слов, которые она знала. Потом она кинулась к выходу, таща меня за собой: к счастью, автобус как раз остановился. Мы торопливо нырнули в какой-то переулок и все время боязливо оглядывались, но дама в лакированных туфлях преследовать нас не стала.
— Может, он просто устал, — сказал отец и погладил меня по голове.
Мама показала на решетку канализационного стока:
— Вот тут уж и заверши начатое, будь любезен!
Я посмотрел на решетку, вспомнил автобус и решил, что благоразумнее послушаться…
После этого случая мы ездили только на трамвае и, разумеется, тащились как черепахи. Просто бесконечно долго. Поэтому, когда я вспоминаю Вечный Город, в памяти всплывают прежде всего эти трамваи. Колизей, Форум, собор Святого Петра я почти не помню — так, какие-то блеклые контуры…
Немилосердно дребезжащие трамваи ходили в Риме по круговым маршрутам, всегда в одном направлении, и потому невозможно было вернуться тем же маршрутом обратно.